Продолжение.  Начало:  http://al0253.okis.ru/s7-1.html

Глава 7, часть 2, стр. 206-216

     Стр. 206

   Советы расчитывали захватить польскую столицу очень быстро и легко.  Когда этого не произошло, они перегруппировались для следующего штурма города.  Но это потребовало бОльшей подготовки к наступлению, чем предполагалось, что дало немцам время надежней окопаться в предместьях Варшавы.  Атаки Красной Армии в сентябре закончились неудачей.  Попытки Красной армии немедленно захватить Варшаву завершились.

   Эта картина, показывающая провал советских усилий захватить Варшаву летом 1944 года, противоречит альтернативному сценарию, который гласит, что когда Красная Армия пересекла Вислу, она была преднамеренно остановлена, что дало немцам возможность раздавить восстание в городе.  Это восстание, которое началось 1 августа было "сценическим" действием польской "домашней армии" (Армия Крайова=АК)-партизанской армии польского правительства в изгнании в Лондоне.  Польские партизаны расчитывали на быстрое и легкое падение Варшавы перед Красной Армией и хотели установить контроль над городом до ее прибытия.

   Среди многих дефектов альтернативного сценария основным является то, что Красная Армия умышленно ослабила свои усилия по захвату Варшавы, мол это было сделано с выгодой для вермахта в качестве возмещения после изгнания из Белоруссии, а все трудности, преодолеваемые Красной Армией, просто оправдание бездействия.  Приписываемые Сталину мотивы и расчеты, согласно которым он лениво стоял, пока немцы кончали польскую "домашнюю армию", есть путь вникуда.  Как бы то нибыло, восстание усилило сталинское решение захватить Варшаву настолько быстро, насколько это возможно.  Когда восстание началось 1 августа, Сталин не собирался восстание проваливать; в действительности коллапс немецкого военного положения показывал, что успех восстания вполне реален, и этим нужно было воспользоваться.  Антисоветская политика восстания вскоре стала ясна Сталину, что сделало необходимость установления контроля Красной Армии в Варшаве еще более срочной.  Предполагать искусственную задержку означало бы допустить, что Сталин опасается сам раздавить польскую "домашнюю армию" и предоставляет с удовольствием эту возможность немцам.  Но Красная Армия делала это с тех пор, как пересекла границу предвоенной Польши в начале 1944 года, иногда используя АК, но чаще конфликтуя.  Но "сцена" в которой несколько тысяч польских партизан находятся в "позе" изображая главную угрозу-не проблема с военной точки зрения.  Как сказал Рокоссовский Александру Верту в интервью в конце августа 1944 года: "И вы думаете, что мы не взяли бы Варшаву, если бы мы были в состоянии сделать это?  Вся идея, что мы в каком-либо смысле испугались АК есть идиотский абсурд".  Действительно существовали польские лидеры восстания, которые рассматривали ситуацию со своей стороны.  Так Ян М. Сенчановский отметил:

"Генералы "домашней армии" были убеждены, что русские заинтересованы захватить Варшаву так быстро, как только возможно, вследствие  её

     Стр. 207

стратегического и военного значения... К этому они добавляли, что русские хотят взять Варшаву, чтобы получить возможность объявить себя истинными спасителями польской столицы".  Эту роль можно было использовать политически.

   Рассуждая о мотивах восстания, польский историк Дуракзинский (Duraczynski) предположил, что восстание не было театром ожидания советского захвата Варшавы потому, что сталинские войска "имели приоритет" взять город быстрее, чем обойти его.  Если это и было их расчётом, то лидеры восстания не слишком ошиблись.  Восстание усилило желание Сталина захватить город; проблемой было то, что он был не способен сделать это.  Сталин мог, естествено, отдать приказ Красной Армии сосредоточить все имевшиеся в наличии силы на захват Варшавы.  Даже при таких условиях было сомнительно, чтобы город смогли взять достаточно быстро- не хватало времени для переброски сил с соседних фронтов.  При этом были-бы подвергнуты риску другие цели операции, которые Москва считала более важными, чем штурм Варшавы.  Но Советы не считали нужным идти на такие рискованные действия.  Поляки-же решили, что русские имели достаточно сил в районе Варшавы, чтобы взять город менее, чем за неделю.

   Никто не отрицает явную враждебность Сталина к АК, а также и антисоветскую, и антикоммунистическую политику эмигрантского польского правительства в Лондоне, которое угрожало осуществлению планов создания послевоенной Польши, дружественной СССР.  Если восстание будет подавлено, и это разрушит националистическую оппозицию советскому, и коммунистическому влиянию в Польше, это будет лучше со сталинской точки зрения.  Детальное изучение политики Сталина по отношению к Польше в то время показывает, что он не был расположен к компромиссу с элементами АК и польским правительством в изгнании, так как защищал интересы СССР, и хотел обеспечить советское политическое влияние в послевоенной Польше.  Восстание окончательно убедило его, что выгоднее не оказывать помощи политическим махинациям поляков из АК и эмигрантского правительства.

   Забавно, что когда восстание началось 1 августа, премьер-министр польского правительства в изгнании Станислав Миколайчик был в Москве на встрече со Сталиным по поводу советско-польского договора, который должен был установить дипломатические отношения.  Приезд Миколайчика в Москву был частично результатом давления Черчилля и Рузвельта на Советы, для установления отношений с поляками в изгнании.  Ключ к установлению отношений лежал в договоре о послевоенных польских границах.  В Тегеране было достигнуто понимание между Черчиллем, Рузвельтом и Сталиным в том, что польская восточная граница будет проходить по линии Керзона (которая была очень близка к нацистско-советской демаркационной линии от сентября 1939 года), но и Польша получит компенсацию на западе за счёт территорий, отторгнутых от Германии.  Неформальное

     Стр. 208

соглашение было заключено в Тегеране, но многие детали предлагаемой польско-советской границы были оставлены для дальнейших переговоров.

  В январе 1944 года лондонские поляки выпустили заявление, содержащее доклад, что Красная Армия вошла в Польшу и утвердила их правительственные права на освобождённой территории.  Территории эти были Западной Белоруссией и Западной Украиной, что создало проблему.  11 января Москва опубликовала свой ответ на польское заявление, в котором декларировалось, что обе эти территории входят в состав СССР, как освобождённые в 1939 году.  Советское заявление гласило, что СССР признаёт суверенитет и независимость Польши в границах по линии Керзона на востоке, и на западе по древним польским землям, захваченным Германией.  Дополнительно Советский Союз расположен передать Польше некоторые территории в Западной Белоруссии и на Западной Украине с преобладающим польским населением.

   Советское заявление о расположенности к сильной и независимой Польше не было новым.  Такие заявления неоднократно публиковались, включая собственно сталинские, и признание независимости Польши после войны было правительственным обязательством со стороны Советов на международных обсуждениях послевоенного будущего.  Московское утверждение, что Западная Белоруссия и Западная Украина по-праву принадлежат СССР не было для всех сюрпризом.  Но публичное заявление о компенсации Польше территорий за счёт Германии было новым обстоятельством, хотя частным образом Советы высказывали поддержку такому выходу из проблемы.  В то время, как заявление было подвергнуто критике польским правительством в изгнании, оно открыло возможность изменения в отношениях между Советским Союзом и эмигрантами, а московское обещание переговоров по этническим деталям линии Керзона выглядело, как жест примирения.  С советской точки зрения это было умеренное и позитивное заявление по польскому вопросу; именно так оно и было представлено американскому и английскому посольствам в Москве.  Когда Молотов спросил Гарримана, что он думает о заявлении, посол ответил, что, "как заявление советской позиции по польскому вопросу, оно сделано в наиболее дружественном тоне".

   15 января лондонские поляки ответили Советам, заявляя свои права в отношении Западной Белоруссии и Западной Украины, и повторяя своё желание сотрудничать с СССР в борьбе против Германии.  Это было неприемлемо для Советов, которые заявили, что ключ проблемы находится в признании линии Керзона в качестве польско-советской границы.  Представляя предварительное заявление британскому и американскому послам, Молотов заявил о твёрдости советской позиции: Москва может пойти на сотрудничество с поляками, но только если их правительство будет реконструировано и анти-советские элементы исключены.  На дополнительной встрече с Гарриманом и Кларком Керром, британским послом, 18 января, Молотов разъяснил, что реконструкция польского правительства, по его мнению, означает включение поляков, проживающих в Британии,

     Стр. 209

США и Советском Союзе так-же, как и активных участников анти-немецкого сопротивления в Польше.

   Признание линии Керзона и реконструкция проавительства в изгнании- были постоянной темой советской стороны в переговорах по польскому вопросу, повторяемой Сталиным и Молотовым в их беседах с двумя послами, и в переписке Сталина с Черчиллем, и Рузвельтом.  Сталин с трудом скрывал свое раздражение тем, что лондонские поляки отказываются договариваться по этим вопросам.  "Снова поляки.  Это наиболее важный вопрос?"-раздраженно спрашивал Сталин Гарримана, когда встретился с ним 3 марта 1944 года.  Усилия Черчилля стать посредником и сделать переговоры приемлемыми для обеих сторон пропали даром, Сталин прекратил тратить время на это, даже обвинил британского премьер-министра в угрозах силой по отношению к Советам при попытках поставить польский вопрос, неприемлемый для СССР.  Во время беседы с Кларком Гейблом 29 февраля Сталин фыркнул и хихикнул при упоминании британских компромиссных предложений, и повторил, что он хочет реконструировать польское правительство в изгнании, и требует признания линии Керзона.  "Этот унылый и раздражающий разговор длился уже целый час.  Спорить было бесполезно"-докладывал британский посол.

   Одна положительная константа в сталинских и молотовских утверждениях по польскому вопросу все-же была,  это то, что они были готовы рассматривать реконструкцию правительства, что предусматривало включение польского премьер-министра в изгнании Миколайчика.  Как лидер польской крестьянской партии, самой большой в предвоенной Польше, Миколайчик выглядел важной переходной фигурой для формирования широкого представительства в правительстве свободной Польши, с которым Советы смогут работать.  По этой причине Сталин сопротивлялся давлению польских коммунистических кругов, желавших сформировать временное правительство на основе польского левого альянса.  Несмотря на бОльшую желательность, левое правительство не рассматривалось, как достаточное, для эффективного управления польским народом, который проявлял остаточный национализм, несмотря на то, что политические цели в военное время были достигнуты коммунистами и их социалистическими союзниками.  Когда Сталин в конце концов согласился на создание правительства коммунистов и их союзников из польского комитета национального освобождения (PCNL) 22 июля 1944 года, то причиной этого было то, что он нуждался в организации, которой можно было доверить управление польскими территориями, освобожденными Красной Армией.  Это решение было представлено Черчиллю и Рузвельту 23 июля.  Но хотя Сталин говорил, что  не считал польский комитет национального освобождения (PCNL) польским правительством, он отметил, что PCNL стал "ядром польского временного правительства, созданного демократическими силами".  Дверь оставалась открытой для реконструкции правительства, включая введение в него Миколайчика, но угроза, что обойдутся без него нарастала.  В некоторых посланиях Сталин говорил, что он не будет отказываться видеть польского лидера, если он приедет в Москву, как предлагали Черчилль и Рузвельт.

     Стр. 210

   Сталин поддержал свой подход к польскому вопросу в беседе с Оскаром Ланге,  польско-американским марксистом-экономистом, который в январе 1944 года предложил Советам формулу реконструкции польского правительства, основанную на лондонских поляках, просоветских поляках в Москве и Польше, и независимых польских политических фигурах из польских эмигрантских организаций в Британии и США.  Весной 1944 года Ланге прибыл в Москву с про-советским польско-американским католическим священником Святославом Орлеманским, чтобы обсудить со Сталиным пути продвижения вперед.  Сталинские беседы с этими двумя посредниками очень важны для понимания его стратегических мыслей о польско-советских отношениях.  Сталин хотел дружественной Польши с левоориентированным правительством, которое включало-бы его коммунистических союзников, но он также хотел объединить страну, что было необходимо для участия в долговременном альянсе славянских государств против будущей немецкой угрозы.

   Идея, что война с Гитлером была пан-славянской борьбой против традиционного немецкого врага-давняя тема советской пропаганды.  В начале августа 1941 года Советы сформировали пан-славянский  комитет и собрали всеславянский конгресс в Москве.  Это была естественная тактика Москвы, признать, что главная вина немецкой агрессии состоит в том, чтобы установить преобладание над славянскими государствами: Чехословакией, Польшей, Югославией и Советским Союзом.  В 1943 году Сталин начал продвижение к созданию политического и дипломатического союза этих славянских стран.  В декабре 1943 года советско-чехословатский договор о дружбе, взаимопомощи и послевоенном сотрудничестве был заключен с чешским правительством в изгнании, возглавляемым президентом Эдуардом Бенешем.  Договор, подписанный в Москве 12 декабря, заключал протокол, предусматривающий для третьих стран возможность вступить в союз  с целью способствовать чешско-польско-советскому пакту, что специально оговаривалось.  Сталин долго не возвращался из Тегерана, и его навязчивая идея о послевоенном восстановлении немецкой угрозы очевидно проглядывала в беседах с Бенешем.  В разговоре с чешским президентом 18 декабря Сталин высказал мнение, что миру долгое время угрожали две страны-Япония и Германия.  "Немцы очень сильные и талантливые люди, и они будут способны восстановиться после войны очень быстро.  На Тегеранской конференции (он) хотел добиться, чтобы его взгляд разделяли все союзники".  На заключительном приеме для Бенеша 22 декабря Сталин сказал, что "необходимо славянское сотрудничество после войны" и отметил, что "немцы сейчас способны разделить славян, сотрудничая с некоторыми из них против других, и затем развернувшись наоборот.  Славяне должны быть едины".

   Сталин вернулся к славянскому единству в разговоре с отцом Орлеанским 28 апреля 1944 года:

     Стр.211

"Немцы будут в состоянии восстановить себя в течении 15 лет.  Поэтому мы должны думать не только о том, как закончить эту войну... но также о том, что случится через 20 лет, когда Германия восстановит себя.  Поэтому союз между Россией и Польшей абсолютно необходим, чтобы не позволить немцам стать агрессорами снова...  Возьмем  например Грюнвальдскую битву, в которой славянские народы объединились против рыцарей немецкого ордена.  Объединенные поляки, русские, литовцы, украинцы и белоруссы разгромили немцев...  Мы должны возобновить политику Грюнвальда на широкой основе.  Это (его) мечта".

В своей беседе с Ланге 17 мая Сталин подчеркивал, что СССР нуждается в сильной Польше, которая сможет противостоять немецкой агрессии в будущем.  Сталин также пояснил свое несогласие с "нерешительным" карательным миром после Версальского договора.  Если это случится снова, то будет уже другая война, длиной не менее 15 лет.  Германию необходимо ослабить на 50 лет, говорил Сталин Ланге, и так как он говорил это, как марксистский экономист, то он имел ввиду благоприятную возможность сделать так, чтобы капиталисты Британии и Соединенных Штатов поддержали разрушение германской и японской промышленности, ибо это будет уничтожение двух их традиционных конкурентов.

   Третьим партнером в сталинском проекте славянского союза была Югославия.  Не так, как в Польше, доминирующей силой в партизанском движении в Югославии были коммунисты маршала Тито.  Даже в 1944 году было ясно, что коммунисты Тито станут главными политическими игроками в югославской послевоенной политике.  Но Сталин был более пессимистичен, чем Тито, говоря о коммунистической послевоенной перспективе.  "Будьте внимательны" якобы говорил он Тито в сентябре 1944 года: "Буржуазия в Сербии очень сильна",  "Товарищ Сталин, я не согласен с вашим мнением.  Буржуазия в Сербии очень слаба"-ответил Тито.  В апреле 1945 года Сталин предостерег Тито, что Германия восстановится после войны очень быстро: "Дайте им 12-15 лет, и они снова станут на ноги.  И поэтому единство славян очень важно.  Война скоро будет снова.  Мы должны восстановиться за 12-15 лет, и затем мы опять сможем все повторить".

   В отношении послевоенного правительства Югославии сталинская политика осуществляла посредничество между Тито и югославским правительством в изгнании, включая контакты с монархистами.  В Югославии, как и в Польше, сталинской предпочтительной формулой была "реконструкция" эмигрантского правительства, и затем его совмещение со своими сторонниками в форме временного правительства, отражающего широкий спектр политических мнений.  В случае с Польшей, однако, сталинское терпение лопнуло за короткое время пребывания Миколайчика в Москве в конце июля 1944 года.

     Стр. 212

   Первая встреча Сталина с Миколайчиком состоялась 3 августа.  В начале беседы Миколайчик предложил обсудить 3 вопроса: союзные действия в борьбе против немцев; возможность согласия Советов на переговоры с польским комитетом национального освобождения ( PCNL ) о формировании администрации на освобожденных польских территориях; и польско-советское соглашение о границах.  Миколайчик упомянул, что в Варшаве началось восстание, и возможно скоро он отправится в польскую столицу для формирования правительства, которое может быть составлено из партии лондонских поляков и польских коммунистов.  Сталин ответил, что вопросы, которые он поднял, имеют великое политическое и практическое значение, но Миколайчик должен обсуждать это с PCNL, вместе с формированием объединенного временного правительства.  После этого разговор продолжился.  Когда Миколайчик высказался о роли АК (армия крайова-"домашняя" партизанская польская армия) в Польше, Сталин указал, что ее части слишком слабы и плохо вооружены, не имеют артиллерии, танков и самолетов.  По мнению Сталина, главной целью советской кампании по освобождению Польши будет формирование объединенного правительства.  Когда беседа вернулась к вопросу о границах, Сталин повторил советскую позицию, что польская граница будет проходить по линии Керзона на востоке и по реке Одер на западе; Польша получит Данциг, но Кениксберг отойдет Советскому Союзу.  Отвечая на польские претензии на Львов на Западной Украине и Вильнюс в Литве, Сталин сказал, что "согласно ленинской идеологии все народы равны", и что он "не хочет обижать литовцев, украинцев илм поляков".  Он хочет указать, что большинство польских потерянных территорий выстраданы Советским Союзом, который возвратил себе часть Польши, ранее принадлежавшей Российской империи.  Сталин также вернулся к теме славянского единства, использовав аналогию с Грюнвальдом: "Впервые поляки и русские объединились... вместе они били немцев.  Затем русские и поляки ссорились.  В 17-м веке, при царе Алексее Михайловиче, был министр иностранных дел Ордин-Нащекин, который предлагал заключить с поляками союз.  За это он был уволен.  Сейчас это необходимо вернуть.  Война многому научила наших людей".  В конце беседы Миколайчик спросил Сталина, каков будет порядок установления границ. Сталинский ответ-будут проведены переговоры с объединенным польским правительством-это был сигнал, что он готов работать с Миколайчиком.

   На следующий день британский посол в Москве направил Идену очень положительный доклад о переговорах Миколайчик-Сталин:

"Как всегда, разговор был живым и прямым, атмосфера была дружественой... Не было встречных обвинений с русской стороны... На поляков произвела впечатление великая мудрость и

     Стр. 213

явное желание Сталина договариваться, и его готовность выслушать.  Они чувствовали, что он готов прислушиваться к их мнению и даже удивлен простотой и либерлизмом Миколайчика".

Переговоры Миколайчика с лидерами PCNL не имели успеха, точкой преткновения была настойчивость премьра по вопросу, что его эмигрантское правительство будет сооставлять основу нового временного правительства, и что руководимые коммунистами партизаны должны быть включены в АК.  В то время. как Миколайчик вел переговоры с PCNL, Черчилль и Сталин обменялись посланиями о целях варшавского восстания.  4 августа Черчилль сообщил Сталину, что британцы сбросят 60 тонн вооружения и амуниции в юго-восточный сектор города.  В своем ответе Черчиллю на следующий день Сталин усомнился, что АК будет  в состоянии взять всю Варшаву, потому, что ее обороняют 4 немецких дивизии.

    8 августа Сталин писал Черчиллю о своих переговорах с Миколайчиком: "Мне стало ясно, что он имеет неадекватную информацию о ситуации в Польше.  У меня сложилось впечатление, что Миколайчик не против создания объединенной Польши".  Хотя переговоры между PCNL и Миколайчиком не были успешны, они были полезны, говорил Сталин Черчиллю, так как они подготовили благоприятную почву для сближения точек зрения.  Это было первой стадией развития отношений между PCNL и Миколайчиком, и "дало нам надежду, что дела могут улучшиться", заключил Сталин.

   Во втором разговоре Миколайчика со Сталиным 9 августа польский премьер поднял вопрос о советской помощи варшавскому восстанию.  Сталин ответил, что он не считает восстание "реальным делом, когда у восставших нет оружия, тогда как немцы в районе Праги имеют три танковых дивизии, не считая пехоты.  Немцы просто перебьют всех поляков".  Сталин объяснил, что Красная Армия продвинулась на несколько километров к Варшаве, но немцы затем перебросили подкрепления.  Красная Армия будет продолжать свои атаки и возьмет Варшаву, сказал Сталин, но для этого потребуется время.  Он был склонен снабжать восставших оружием, но боялся, что посланное попадет в немецкие руки, и спросил Миколайчика, есть ли безопасное место для сброса оружия.  После заверения, что такие площадки есть, Сталин обещал дать Рокоссовскому необходимые приказы и продолжить делать все возможное.  Ближе к концу беседы Сталин снова выразил свои опасения о восстановлении Германии после войны, и сделал ударение на необходимости польско-советского союза для противостоянии этой угрозе.

   Миколайчик отбыл из Москвы на следующий день.  Согласно Гарриману, он покинул советскую столицу "с несколько бОльшими надеждами на возможность урегулирования, чем прибыл".  Он был впечатлен радушием приема и искренностью дискуссий со Сталиным и Молотовым.  В беседе в последнюю ночь Сталин подтвердил взятые на себя обязательства сбросить оружие в Варшаву... Сталин говорил ему, что (он) расчитывал

     Стр. 214

взять Варшаву 6 августа, но немцы подтянули четыре новых танковых дивизии, и две другие дивизии захватили мост (с восточного берега Вислы), поэтому взятие города задержится, но он уверен, что новые трудности будут преодолены.

   Всё это показывало, что дружественное развитие польско-советских отношений вполне возможно, но, ввиду начавшегося внутри альянса интенсивного обмена колкостями по поводу Варшавского восстания, эта затея рухнула.  Британцы начали снабжение варшавских повстанцев по воздуху в начале августа, используя базы в Италии.  13 августа американцы приняли решение начать снабжение, используя самолёты, летящие из Англии, но это требовало посадки на советских аэродромах для заправки перед возвращением домой.  14 августа Гарриман обратился к Молотову с просьбой облегчить посадку и заправку.  Ответ, данный заместителем наркома иностранных дел Вышинским, шокировал британцев и американцев.  Советы не будут сотрудничать с американцами в воздушных перебросках в Варшаву, заявил Вышинский: "Вспышка в Варшаве, в которую население Варшавы втянуто, это работа авантюристов, и Советское правительство не может участвовать в этом".  С глазу на глаз, встретившись с Гарриманом и Кларком Керром на следующий день, Вышинский упрямо повторил это, указав, что Советы отправили к восставшим в Варшаву офицера связи, но он был убит.  На следующий день Вышинский разъяснил советскую позицию:  они не станут сотрудничать с англо-американцами по воздушным переброскам, но не будут возражать против этого.

   Этот негативный поворот в отношении Советов к варшавскому восстанию был спровоцирован западной прессой, писавшей, что действия АК координируются с Красной Армией, которая не отказывается помогать восставшим.  12 августа ТАСС выпустил гневное опровержение и обвинил лондонских поляков в трагедии, разворачивающейся в Варшаве, так как немцы принимают меры для разгрома восстания.  16 августа Сталин писал Черчиллю, указывая, что, после встречи с Миколайчиком, он приказал производить выбросы грузов в Варшаву, но офицер связи, сброшенный с парашютом в город, был захвачен и убит немцами:

"Сейчас, после более глубокого исследования положения в Варшаве, я пришел к заключению, что варшавская акция, безрассудное и ужасное предприятие, которое приведёт к тяжёлым жертвам среди населения.  Этого-бы не произошло в случае, если-бы советское командование было проинформировано заранее о варшавской акции, и если-бы поляки установили контакт с ним.  Исходя из этого, советское командование приняло решение, что мы должны дистанцироваться от варшавской авантюры".

Сталин отказался от встречи с Гарриманом и Кларком Керром 17 августа.  Вместо этого он поручил Молотову изложить свою непреклонную позицию, что

     Стр. 215

советского снабжения варшавских повстанцев не будет.  Гарриман был разгневан такими действиями Советов и доложил в Вашингтон: "Мой недавний разговор с Вышинским и беседа с Молотовым ночью позволили мне считать, что эти люди раздулись от власти; их нужно принудить сотрудничать с нами и другими странами".  Настроение Гарримана передалось другим в американском посольстве.  17 августа заместитель Гарримана Р. П. Майклджон записал в своём дневнике:

"Это хладнокровное убийство, но мы ничего не можем сделать.  Когда грязная история об этом инциденте выйдет наружу, это будет несомненно отмечено в истории, как один из наиболее позорных поступков в войне.  Хуже всего их внешняя цивилизованность; правящие элементы здесь ничтожная, но высокоинтеллигентная и жестокая банда головорезов и убийц.  В этом случае они ясно показали свою сущность, разрушив любое сомнение в их характере".

   Варшавское восстание было волнующим событием также и для Советов.  Они потеряли миллионы солдат на подходе к Варшаве, и потеряют другие полмиллиона убитых при освобождении Польши от немцев; они не воспринимали добродушно высказывания, что именно они спровоцировали восстание и затем бросили население Варшавы на произвол судьбы.  Равным образом важен был тот факт, что Красная армия готовила дополнительный штурм польской столицы, и Советы ожидали, что Варшава будет взята ими в ближайшие дни, это делает излишними любые вопросы по снабжению восстания.  20 августа Черчилль и Рузвельт совместно призвали Сталина начать снабжение Варшавы, хотя-бы для успокоения общественного мнения.  Сталин ответил 22 августа:

"Раньше или позже правда о преступниках, начавших варшавскую авантюру выйдет наружу... С военной точки зрения ситуация... крайне неблагоприятна для Красной Армии и для поляков.  Однако, советские войска... сделали всё, что могли, чтобы отбить гитлеровские вылазки и отразить новое широкомасштабное наступление около Варшавы.  Я могу заверить вас, что Красная Армия будет стремиться разгромить немцев у Варшавы и освободить её для поляков.  Это будет лучшая, действительно эффективная помощь полякам-антинацистам".

   В сентябре, однако, Советы начали тревожиться об освещении этого дела в прессе.  9 сентября нарком иностранных дел передал меморандум британскому послу, предлагая учредить независимую комиссию по расследованию, кто несёт ответственность за начало восстания и почему небыло организовано сотрудничество с

     Стр. 216

Советским высшим командованием.  Меморандум также объявлял об изменении политики снабжения повстанцев, указывая, что Советы уже сделали несколько сбросов с воздуха, но продукты питания и вооружение попали в руки немцев.  Однако, если британцы и американцы настаивают на таких забросках с воздуха, Советы будут сотрудничать, и помогать операции.

   В середине сентября Советы также начали свои забросы в Варшаве, которые совпали с началом советского наступления на город.  Между 14 сентября и 1 октября 1-й Белорусский фронт сделал 2.243 вылета на Варшаву и сбросил 156 минометов, 505 противотанковых ружей, 2.667 автоматов м пулеметов, 3 миллиона патронов, 42000 ручных гранат, 500 кг медикаментов и 113 тонн продуктов.  К этому добавилось британское снабжение в августе и сентябре: 1.344 пистолета и револьвера,  14000 ручных гранат, 3855 пистолетов-пулеметов, 380 легких пулеметов, 237 базук, 13 минометов, 130 винтовок, 3000 противотанковых гранат, 8,5 тонн пластиковой взрывчатки, 4,5 миллиона шашек аммонита и 45 тонн продуктов.  БОльшая часть этих грузов попала в руки немцев; несмотря на претензии к Советам, их доставка на маловысотных самолетах была более аккуратной и эффективной, чем забросы с больших высот Королевских Воздушных Сил (RAF).

   В конце сентября межсоюзническая гармония восстановилась, и Гарриман сообщил Рузвельту, что он "весьма удовлетворен беседой со Сталиным... Впервые Сталин говорил с симпатией о повстанцах".

   Варшавское восстание было катастрофой для всех, кроме немцев.  Для варшавских поляков это было катастрофой.  Повстанцы Армии Крайовой потеряли 20.000 человек убитыми и намного тысяч больше раненными, в то время, как гражданское население, оказавшись под перекрестным огнем, потеряло где-то между 150.000 и 200.000 убитых.  Когда восстание подошло к концу, 2 октября немцы, закончив разрушительную работу, начали военную операцию против АК, разрушив до основания центр города, и вывезли выжившее население в концентрационные лагеря.  Для польского правительства в изгнании разгром восстания подорвал их способность влиять на послевоенную политику Польши.  Коммунисты, с советской помощью, сумели нажить капитал на подрыве основ националистического подполья в Польше, но подозрение, что они и их союзник, Красная Армия, недостаточно помогали восстанию, остались.  Красную Армию осуждали за то, что она не захватила Варшаву быстрее, британцев и американцев проклинали за "умиротворение" их советского союзника.  Внутри Великого Альянса дипломатический ущерб, нанесенный восстанием был ограниченным и временным.  Но в годы возобновления полемики это событие стало выглядеть, как важный негативный поворотный пункт в советско-западных отношениях, и как ранний предвестник холодной войны.  В ходе холодной войны игры "в обвинение" вокруг

     Стр. 217

варшавского восстания стали пробным камнем (оселком) восточно-западной идеологической полемики.

Конец части 2, главы 7.

Продолжение:  http://al0253.okis.ru/s7-3.html