Глава 8, часть 1

   Продолжение.  Начало:  http://al0253.okis.ru/s7-3.html

Глава 8, стр. 228-253; часть 1, стр 228-238

     Стр. 228

                                                                                           Освобождение, завоевание, революция.

                                                                                   Сталинские цели в Германии и Восточной Европе.

После отъезда де Голля из Москвы, следующим сталинским большим дипломатическим мероприятием стала Ялтинская конференция в феврале 1945 года.  Это была идея Рузвельта, созвать вторую встречу Большой тройки, и он сначала предложил провести конференцию в Шотландии, в сентябре 1944 года, но Сталин не согласился с датой, по военным причинам, и предложил в качестве места встречи порт на Черном море.  Сталин не любил летать, и поэтому мог отправиться к Черному морю на поезде.  Однако президентские выборы в Америке были в самом разгаре, и конференция смогла состояться только после инаугурации Рузвельта на четвертый срок в январе 1954 года.  В конце концов договорились встретиться в Ялте, которая была выбрана местом конференции.

  Сталинские настроения и планы накануне Ялты- наиболее важной трехсторонней конференции во время второй мировой войны- можно выяснить двумя способами:  путем косвенного изучения советских дипломатических приготовлений для конференции,  или проанализировать поразительные личные заявления Сталина в январе 1945 года.

    Любопытно, что советские дипломатические приготовления к Ялте не были столь обширны и систематизированы, как на Московской конференции министров иностранных дел в октябре 1943 года.  Это было вероятно потому, что советская позиция по большинству вопросов сложилась к этому времени, и планирование в различных областях мировой политики осуществлялось различными комиссиями, учрежденными в 1943 году.  Как и в Тегеране, для Ялты не фиксировалась формальная повестка дня, Сталин, на правах хозяина, определял обсуждаемые вопросы.

   В начале конференции нарком иностранных дел и его чиновники были поглощены немецким вопросом.  Первое направление, работа комиссии по перемирию, возглавляемой Ворошиловым.  Как вытекает из названия комиссии, ее целью была подготовка условий капитуляции Германии и других стран Оси.  Эта работа велась параллельно дискуссии и переговорам трехсторонней Европейской консультативной

      Стр. 229

комиссии (ЕАС), учреждённой на Московской конференции министров иностранных дел.  ЕАС была основана в Лондоне при участии Фёдора Гусева, московского посла в Великобритании, выполнявшего обязанности советского представителя в комиссии.  В конце 1944 года было заключено соглашение по безоговорочной капитуляции Германии и разделу страны на американскую, британскую, и советскую зоны военной оккупации, и учреждению Союзной контрольной комиссии для координации политики союзников в ходе оккупации.  Был также согласован раздел Берлина на независимые зоны оккупации союзниками, несмотря на тот факт, что немецкая столица должна была остаться внутри предполагаемой советской оккупационной зоны на востоке страны.  В ноябре 1944 года Франция вошла в ЕАС и, позднее, получила долю в оккупированной Германии и Берлине.  Поблемой для советской подготовки к оккупации Германии было принятие на себя обязательства, что она может быть установлена, осуществлена и продлена только в сотрудничестве с Британией и США.

   Вторым направлением советской политической работы в Германии было участие в Комиссии по репарациям, возглавляемой Иваном Майским.  С московской точки зрения даже вопросов о том, что Советский Союз получит репарации от Германии, не должно было возникнуть; другим способом было тяжело компенсировать ущерб, нанесённый немецким вторжением.  Комиссия Майского определила сколько и в какой форме будут выплачены репарации Советскому Союзу.  Проблемой было то, что британцы и американцы были настроены скептически по поводу репарационных платежей. Они боялись повторить печальный опыт событий после первой мировой войны, когда Германия оказалась неспособна платить репарации, гарантировать иностранные займы, обслуживать долги и затем выплатить их.  Чтобы обойти это возражение, Советы предложили ввести выплату репараций иным, не денежным, способом.  Немецкое оборудование и техника должны быть конфискованы, что было не нужно для индустриальных стран, но необходимо для СССР.  Главным аргументом, использованным Майским и Советами в поддержку этого подхода к репарациям было то, что это также ослабит способность немцев к перевооружению.

   Третьим направлением советской "немецкой" политической работы было обеспечение расчленения, этот вопрос находился в компетенции комиссии Литвинова по мирному договору и послевоенному порядку.  Политика разлома Германии после войны заявлялась Сталиным постоянно, особенно в его переписке с Черчиллем и Рузвельтом.  Комиссия Литвинова потратила массу времени в 1943-44 годах, обсуждая различные схемы расчленения, что само по себе не стало сюрпризом.  Однако соглашение, на сколько государств будет разделена Германия, не было достигнуто; но в январе 1945 года Литвинов предложил раздел максимум на семь частей: Пруссию, Ганновер, Вестфалию, Вюртемберг, Баден, Баварию и Саксонию, и

     Стр. 230

доказывал, что это будет составлять позицию Советов в переговорах с британцами и американцами, по-существу предлагая вернуться к временам 19-го века, когда Германия не была единым государством, что можно было достигнуть только при сотрудничестве с Британией и США.

   В предъялтинский период Литвинов также размышлял над несколькими большими вопросами.  В ноябре 1944 года он написал записку Молотову "О перспективах и возможной основе Советско-Британского сотрудничества".  Согласно Литвинову фундаментальной основой для англо-советского сотрудничества будет сдерживание Германии и обеспечение мира в Европе.  Однако война оставляла опасный дисбаланс возможного воскрешения Германии, разгромленной Советами, при ослаблении Италии и Франции.  Но эта проблема должна была решаться демаркацией британской и советской сфер безопасности в Европе.  Конкретно, Литвинов предлагал максимальную советскую зону безопасности в составе Финляндии, Швеции,, Польши, Венгрии, Чехословакии, Румынии, Балкан (без Греции и Турции).  Британская зона безопасности должна включать Западную Европу, но Норвегия, Дания, Германия, Австрия и Италия должны оставаться нейтральной зоной.  Согласно Литвинову:

"Это разделение будет означать, что Британия не должна входить в особенно тесные отношения, или заключать любые договоры против нас со странами в нашей сфере, и также не иметь общевойсковых, морских и авиационных баз там.  Мы можем дать соответствующее обязательство не вмешиваться в британскую сферу, исключая Францию, которая должна иметь право войти в англо-русское соглашение, направленное против Германии".

Литвинов связывал перспективы такого англо-советского соглашения с разворачиванием глобальной борьбы с американцами, которые, как он полагал, будут призывать Лондон консолидировать их позиции в континентальной Европе.  Литвинов вернулся к вопросу о послевоенном англо-советском сотрудничестве 11 января 1945 года в записке Молотову "К вопросу блоковых сфер влияния".  Литвинов повторил своё предложение о разделе Европы на Британскую и Советскую сферы интересов, указав, что тройственное обсуждение, вовлекающее американцев, не предотвратит двусторонние соглашения и договоры между Великими Державами.  Литвинов также прокомментировал идею, выдвинутую американским журналистом Уолтером Липманом, что не справедливо Европу и весь мир делить на сферы влияния.  Это предложение, заявил Литвинов, фантастично и нереалистично, не заслуживает серьёзного обсуждения.  В особенности Литвинов высмеивал липмановскую концепцию всеобъемлющей западной общности интересов, объединяющей Северную и Южную Америки, Британию

     Стр. 231

и Британское содружество наций, и Западную Европу.  Литвинов не видел другой причины, почему США могут быть вовлечены в англо-советскую дискуссию о зонах безопасности, особенно с точки зрения антипатии американской прессы и общественного мнения к понятиям "блоки" и "сфера влияния".  Литвинов указал также, что когда американцы возражают против сфер влияния в Европе, они выборочно забывают о доктрине Монро и сфере влияния США в Латинской Америке.  Литвинов заключил, что любой договор  по британской и советской зонам безопасности в Европе будет результатом двусторонней договоренности, и не будет зависеть от учреждения региональных структур будущей международной организации по безопасности.

   Проблемой литвиновского подхода было то, что британцы не хотели показать, что они склонны заключать любые дополнительные соглашения, кроме очень неопределенного и ограничивающего сферы влияния "процентного" договора.  К тому-же было ясно, что оппозиция США сферам влияния будет весьма весомой внутри Великого Альянса, и что "большой торг", проталкиваемый Литвиновым не пройдет.  Это не было концом подготовки раздела советско-западных сфер влияния, и политика, проводимая Сталиным и Молотовым, продолжилась.  Проблемой было то, что пределы и характер советских, и западных сфер влияния оставались неустановленными, и между двумя сторонами развилось весьма серьезное непонимание и трения.  Конфликт был дополнительно осложнен сталинским последовательным продвижением в послевоенной Европе своих идеологических, коммунистических и политических целей.  Сталин не рассматривал свою идеологическую политику, как несовместимую с его политикой безопасности, но в Лондоне и Вашингтоне сочли угрожающим коммунистическое политическое наступление в Европе после войны, как форму "идеологического наступления".

   Литвинов был не одинок в своем увлечении великими спекуляциями.  В начале января 1944 года Майский представил Молотову обширный меморандум с изложением своих взглядов по достижению мира и на вероятный характер послевоенного мирового порядка.  Отправной точкой Майского был послевоенный мир, главной задачей Москвы после войны, он считал продление мира на 35-50 лет, при гарантии советской бкзопасности.  Достичь этой цели Советский Союз может несколькими путями.  Границы СССР должны быть установлены по линии июня 1941 года, с Финляндией и Румынией необходимо заключить договоры о взаимопомощи и сотрудничестве с Советским Союзом, и разместить на их территориях военные базы.  Необходимо восстановить независимость  французов и поляков, но нельзя допустить, чтобы они стали достаточно сильными и получили возможность угрожать Советскому Союзу в Европе.  Чехословакия должна стать опорой, ключевым союзником, и подписать договор о взаимном сотрудничестве с Югославией и Болгарией.  Германия будет идеологически и экономически разоружена, и ослаблена в военной области, с целью сделать страну безвредной на 30-50 лет.  Советскому Союзу необходимо

     Стр. 232

разгромить Японию, но не впутываться в дальневосточную войну, если он хочет достигнуть своих территориальных целей- приобретения Южного Сахалина и Курильских островов- на мирной конференции.  Поскольку пролетарской революции в Европе не случилось, то Майский не предвидел других острых конфликтов с Британией или США после войны.  Майский считал США динамичным и экспансионистским империалистическим государством, тогда как Британия, являясь консервативным империалистическим государством, будет заинтересована в сохранении статус-кво после войны.  Это означало хорошую основу для установления послевоенного сотрудничества между Британией и СССР.  Обе страны были заинтересованы в послевоенной стабильности, и Советы нуждались в усилении Британии в противовес Америке.  Советско-американские отношения виделись в розовом свете.  Не существовало прямого конфликта между советскими и американскими интересами, и, в контексте их империалистического соперничества с Великобританией, Вашингтон был заинтересован в нейтралитете Москвы.  Не существовало причин, по которым Советский Союз не мог установить хорошие отношения с Британией и США.  В согласии с другими советскими аналитиками, Майский исследовал обе тенденции, реакционную и прогрессивную, в британской и американской внутренней политике, и видел сложности в отношении враждебных элементов к новому демократическому порядку, который Советы желали видеть в Европе.

   Молодой генерацией советского дипломатического корпуса был будущий министр иностранных дел Андрей Громыко.  14 июля 1944 года Громыко представил Молотову объемный документ, озаглавленный "К вопросу советско-американских отношений", один из многих подобных документов, поступавших к Молотову по этой теме в военное время, о советско-американской "разрядке" и ее укреплении.  Взгляд Громыко на советско-американские отношения был в общем положительный.  Он указывал, что политика Рузвельта по сотрудничеству с Советским Союзом имеет твердую поддержку Конгресса, обеих партий, демократической и республиканской, и среди народа.  В отношении оппозиции политике Рузвельта, он    

     Стр. 233

отмечал роль реакционных, анти-коммунистических элементов в прессе и католической церкви.  В США проживало 23 миллиона католиков, указывал Громыко, включая 5 миллионов американцев польского происхождения.  Громыко также отмечал несогласие американцев на коммунистические революции и советизацию, особенно в Восточной Европе.  Однако, он полагал, что советско-американское сотрудничество будет после войны продолжено.  Изоляционистская внешняя политика перестала быть фаворитом, усилилось вовлечение в европейские и международные дела.  США имели общие интересы с Советами в вопросе немецкой угрозы, и обеспечении безопасности в условиях наступавшего мира.  Громыко также подчеркивал важность торговли и экономики для послевоенного советско-американского сотрудничества и заключал, что "не смотря на трудности, которые могут возникать время от времени... без сомнения существуют условия для продолжения сотрудничества между двумя странами... Повышение уровня отношений между двумя странами в послевоенный период будет определяться отношениями, сформировавшимися и продолжающими формироваться в военное время".

   В другом письме Молотову, десять дней спустя, Громыко анализировал причины для замены на посту вице-президента Генри Уоллеса Гарри Трумэном, сотрудником Рузвельта в предвыборной кампании президента 1944 года.  По мнению Громыко Уоллес был смещен потому, что был радикалом, известным в деловых кругах, как правый консервативный элемент в демократической партии и в "южном блоке" сенаторов от демократической партии и конгрессменов.  Но Громыко подчеркивал, что Трумэн "всегда поддерживал Рузвельта.  Он поддерживал сотрудничество между США и их союзниками,  Он был сторонником сотрудничества с Советским Союзом.  Он высказывался положительно о Тегеранской и Московской конференциях".

   Как посол в США, Громыко "отвечал" за информирование Москвы об отношении к Ялтинской конференции.  В своих документах Громыко освещал широкий круг вопросов, по которым могли возникнуть разногласия- Польша, Греция, Югославия, Думбартон Оукс, роль ЕАС- и давал предложения по тактике защиты своих интересов Советами в этих сферах.  Но в анализе Громыко не было намеков, что он считает любые затруднения для договора непреодолимыми или неразрешимыми.  По Польше он полагал, что Рузвельт, в конце концов, признает Люблинское временное правительство.  По Греции он заявлял, что Советы не должны вовлекаться в борьбу между Британией и коммунистическими партизанами (ELAS-EAM), но ясно выразить свою симпатию к прогрессивным элементам.  По Югославии он думал, что со стороны Британии и США можно оказывать больше поддержки Тито.  Как глава советской делегации на конференции в Думбартон Оукс, Громыко

     Стр. 234

имел особый интерес к введению права "вето".  По этому вопросу он придерживался жёсткой линии- Советский Союз не может отказаться от принципа единогласия без права "вето"; не обладая правом "вето" Советский Союз не может набрать больше голосов в ЕАС, так же будет и в Совете Безопасности ООН.

   Что Громыко, Литвинов и Майский говорили, и предлагали, не имело значения, важно было, что думал Сталин.  Но в сталинской России дискуссии были весьма ограничены и обычно проводились с ведома советского диктатора.  Даже такая независимая фигура, как Литвинов, не решалась переступить черту, отмеченную Сталиным.  Эти три политических деятеля среднего уровня, согласно мнению историков, попытались понять, что думал Сталин, читая их тексты, что скрывалось за публичными заявлениями прессы и секретной информацией, имевшейся в их распоряжении.  Преимущество перед историками из будущего у этих трёх в том, что все они лично имели дело со Сталиным и ещё чаще со своим непосредственным начальником Молотовым, который всегда был в курсе, каких взглядов придерживался Великий Вождь.  В случае Литвинова, его весьма широкое сотрудничество лично со Сталиным сложилось исторически, но в ходе войны значительно снизилось, так как Молотов, его персональный соперник, постарался Литвинова изолировать.  Майский продолжал иметь дело со Сталиным в ходе войны, особенно после возвращения из Лондона в Москву.  Личный контакт Громыко со Сталиным был более ограниченным, но он становился восходящей звездой наркомата иностранных дел и поддерживал хорошие отношения с Молотовым.  Короче, подводя итог, можно утверждать, что "спекуляции" Громыко, Литвинова и Майского о послевоенном мире не были высосаны из пальца, но отражали ситуацию в переговорах с иностранными политиками и в международных отношениях, мнение о которой сложилось на высоком уровне в кругах, принимающих решения.  Их документы говорят нам, что в дипломатической сфере советский взгляд на будущее продолжение трёхстороннего сотрудничества был именно таким.  Это соответствовало духу приближавшейся Ялтинской конференции.

   Более прямое подтверждение сталинских мыслей можно почерпнуть из разговора, имевшего место в январе 1945 года с делегацией югославского комитета национального  освобождения, направленной Тито.  Делегацию возглавлял Андрей Хебранг (Andrija Hebrang), член политбюро югославской коммунистической партии.  На первой встрече со Сталиным 9 января беседа касалась главным образом балканских дел.  Хебранг изложил Сталину различные югославские территориальные притязания.  Сталин отнёсся к этому сочувственно, но сказал, что размен территориями должен базироваться на основе этнических принципов, и что будет лучше, если требование о вхождении в состав Югославии будет выдвинуто самими жителями этих районов.  Когда Хебранг упомянул греческую Македонию и Салоники, Сталин предостерёг, что

     Стр. 235

югославы породят вражду с Румынией, Венгрией и Грецией, и кажется намереваются развязать войну с целым миром, которая не имеет смысла.  Сталин также постарался сдержать югославские амбиции включить Болгарию в их федерацию, сказав, что конфедерация, объединяющая две страны, будет лучшим вариантом.  По кризису в Греции Сталин подчеркнул, что британцы опасаются вторжения Красной Армии в эту страну.  Это означает возникновение очень противоречивой ситуации, сказал Сталин Хебрангу, но в Греции ничего нельзя сделать без флота.  "Британцы очень удивятся, когда увидят, что Красная Армия не продвигается в Грецию.  Они не могут понять, что стратегия не позволяет армии продвигаться по расходящимся направлениям.  Стратегия Красной Армии основывается на движении по сходящимся направлениям".  В отношении югославских правительственных планов Сталин сказал, что будет преждевременно для Тито провозглашать временное правительство.  Британцы и американцы не признают его, и Советы их поддержат полностью, всвязи с аналогичной ситуацией в Польше.  Сталин также настоятельно советовал югославам не давать Черчиллю никакой возможности делать в их стране то, что он делает в Греции, и просил их проконсультироваться с Москвой прежде, чем принимать любые важные решения, которые могут поставить Советы в "дурацкое положение".  Это Сталин подчеркнул в своём заключительном слове:

"В отношении буржуазных политиков вы должны быть бдительны.  Они очень скользкие и злопамятные.  Вы должны быть сдержанными, если эмоции возобладают- вы проиграете.  В своё время Ленин не мечтал о таком соотношении сил, которого мы достигли в этой войне.  Ленин думал, что все нападут на нас... тогда как дело повернулось таким образом, что одна группа буржуазии оказалась против нас, но другие- с нами.  Ленин не думал, что будет возможно заключить союз с одним флангом буржуазии и сражаться с другим.  Но мы наблюдаем это; мы не должны поддаваться эмоциям, но только разуму, анализу и расчётам".

Рассказывая Димитрову о встрече на слдедующий день, Сталин сказал ему, что не доволен той дорогой, по которой югославы намерены направиться, несмотря на то, что Хебранг оставляет впечатление разумного человека.  В своей телеграмме Тито от 11 января, суммируя итоги встречи, Хебранг отметил, что Сталин считает, необходимым "быть осмотрительными в отношении внешнеполитических вопросов.  Нашей основной задачей является достижение победы.  Необходимо избегать больших проблем с окружающими странами, чтобы не провоцировать негативных отношений или разрыва с ними".

   28 января Хебранг снова встретился со Сталиным.  В это время прибыла болгарская делегация, и один из её членов, коммунист В. Коларев (V. Kolarev), записал несколько сталинских комментариев во время беседы.  Его главной

     Стр. 236

целью было обсуждение отношений между Болгарией и Югославией, и Сталин повторил своё мнение о том, что объединение двух стран должно быть постепенным и справедливым.  Более конкретно Сталин сказал:

"Капиталистический мир разделился на два враждебных блока- демократический и фашистский.  Советский Союз вовлечён в борьбу против наиболее опасного для славян- немецкого.  Но даже после поражения Германии опасность её вторжения будет существовать.  Германия- великое государство с развитой индустрией, сильной организацией, кадрами и традициями; это никогда не позволит ей смириться с поражением, и она всегда будет представлять опасность для славянского мира, так как воспринимает его, как врага.  Империалистическая опасность угрожает нам и с другой стороны.

   Кризис капитализма сегодня заключается главным образом в загнивании и взаимном крушении обоих враждебных лагерей.  Это выгодно для победы социализма в Европе.  Но мы должны помнить мысль, что победа социализма может быть реализована только в форме Советов.  Они могут быть представлены ввиде самых разных политических систем- например демократии, парламентской республики и даже конституционной монархии".

Другая версия ремарок Сталина на этой встрече, происходившей на даче, приводится Димитровым в его дневнике:

"Германия будет разгромлена, но немцы крепкий народ, с большим количеством специалистов ("кадров"); они поднимутся снова.  Славянские народы не подозревают, что может случиться через некоторое время; на них снова попытаются напасть, и в будущем это будет вполне вероятно, даже наверняка произойдёт.  Старое славянофильство, существовавшее в царской России, ставило целью покорение других славянских народов.  Наше славянофильство стремится достичь противоположного- объединения славянских народов, как равных, для общей защиты в настоящем и будущем... Кризис капитализма проявился в объединении капиталистов в две клики- одну фашистскую, и другую- демократическую.  Союз между нами и демократической кликой заключён потому, что последняя стремилась воспрепятствовать гитлеровскому доминированию, для которого это жестокое государство двинуло рабочий класс в крайность, ниспровержение капитализма, как такового.  Мы являемся в настоящее время союзниками с одной кликой против другой, но в будущем мы объединимся и против первой клики тоже.

   Однако мы делаем ошибку, когда предполагаем, что советская форма, есть только единственная форма социализма.  Практика показывает, что советская форма не является лучшей и единственной из форм.  Могут существовать и другие формы- демократическая республика и даже, при некоторых условиях, конституционная монархия".

     Стр. 237

   Сталинская ремарка о двух флангах (кликах) капитализма часто интерпретируется так, что он якобы думал о неизбежности конфликта с демократической фракцией капитализма.  Но, как показывают обе цитаты, истинным сталинским мнением была уверенность в долговременной немецкой угрозе и необходимости для славян объединяться для противостояния ей.  Сталинское послание болгарским и югославским товарищам гласило, что славяне могут полагаться только на себя в отношении немцев, не расчитывая ни на какой альянс с демократическим капитализмом:  он был уверен, что Великий Альянс с Британией и США станет последним.  Следовательно, совершенно ясно, что коммунистическая стратегия Сталина заключалась в умеренности политического курса, что ставило во главу угла постепенность реформ, в противоположность революционному перевороту в России 1917 года.  Такова была сталинская политика относительно коммунистического движения на два-три следующих года; затем стало ясно, что стратегия постепенных  преобразований провалилась, и радикальные тенденции в югославской и других коммунистических партиях возобладали.

   Но Ялтинская конференция приближалась, и знамения для тройственного сотрудничества были хороши.  Ни сталинская дипломатия, ни его политическая стратегия не предвещали никаких крупных конфликтов с Британией и США, по меньшей мере в ближайшем будущем.  Момент для серьезных переговоров с Черчиллем и Рузвельтом позволял принять решения по ряду текущих вопросов и заложить основу для прочного Великого Альянса мирного времени.

                                                                                            Крымская конференция.

Ялтинская или Крымская конференция, как называли ее Советы, была гораздо более значительным делом, чем Тегеранская.  Делегации были более многочисленными и включали больше важных персон.  Сталин, например, привез на конференцию Молотова, Антонова, заместителя начальника Генерального штаба, наркома адмирала Кузнецова, заместителя наркома иностранных дел Вышинского, и Громыко, Гусева, и Майского.  Обсуждения простирались очень широко, и было принято намного больше решений, чем в Тегеране.  На предшествовавшей беседе Большой Тройки главной темой дискуссии  была война, в Ялте три лидера главным образом сфокусировались на установлении послевоенного порядка.

   Окружающая обстановка была немного нереальной: великолепный пятидесяти-комнатный Ливадийский дворец царя Николая-II в курортном городе Ялта на Черном море.  Он был значительно поврежден немцами во время оккупации Крыма, но русские отреставрировали дворец настолько, насколько это было возможно.  Одна проблема места сбора была острой- недостаток ванных комнат, к большому неудовольствию американской делегации.  Этот недостаток повлиял на Большую Тройку положительным образом.  Кэтлин Гарриман, сопровождавшая своего отца на конференции,

     Стр. 238

написала Памеле Черчилль, что однажды, во время перерыва, Сталин покинул зал заседаний конференции очень быстро, видимо "по-нужде":

Дядя Джо быстренько помчался в туалет.  В это время "посадочное место" было занято, оккупировавший его наш посольский бой Джон послал Сталина "подальше", к следующему ближайшему туалету.  Сталинские "генералы от НКВД" зашуршали и задёргались.  Возник хаос, все вокруг зашептали.  Я думаю, что они решили, будто американцы готовят трюк с похищением, или нечто подобное.  Через несколько минут дядя Джо показался в дверях, и порядок восстановился".

Подобно Тегерану, на конференции были организованы, как беседы с глазу на глаз, так и трёхсторонние пленарные заседания.  Первая встреча Сталина с Черчиллем состоялась 4 февраля 1945 года.  Советские и западные силы в это время сражались в Германии, и два лидера обменялись мнениями о развитии этой битвы.  Затем Сталин встретился с Рузвельтом; разговор с президентом был более широким, собеседники покритиковали де Голля, как и в Тегеране.  Первая пленарная сессия началась в 17.00, Сталин пригласил Рузвельта открыть конференцию, что тот и сделал сказав, что участники хорошо понимают друг друга и будут искренни в ходе дискуссий на конференции.  Заседание продолжилось: стороны обменялись информацией и взглядами на военную ситуацию на различных фронтах.

   Первая политическая дискуссия в Ялте произошла на втором пленарном заседании 5 февраля.  Темой было будущее Германии, и Сталин очень жёстко настаивал на уточнении обязательств по расчленению Германии.  "Очевидно, что мы все за расчленение Германии", сказал он Черчиллю и Рузвельту.  "Но необходимо оформить это ввиде решений.  Он, товарищ Сталин, предлагает принять такие решения на сегодняшнем заседании".  Исходя из своей беседы с Черчиллем в Москве в октябре 1944 года, Сталин заметил, что отсутствие Рузвельта не дало тогда возможности принять решение по расчленении Германии, но "не пришла-ли пора для решения этого вопроса?"  В ходе обсуждения Сталин перебил Черчилля, спросив: "Когда вопрос по расчленению Германии будет поставлен перед народом Германии?  Об этом вопросе нет упоминания в условиях капитуляции.  Возможно предложения по расчленению Германии будут объявлены в условиях сдачи?"  Обратившись за советом к Рузвельту о том, как рассудить трёх министров иностранных дел, которым было поручено рассмотреть и изучить план проекта, Сталин сказал, что пока принято одно "компромиссное предложение", "необходимо сказать прямо, что мы считаем необходимым расчленение Германии, и что мы сделаем всё для этого".  Сталин сделал заключение:

Конец стр. 238, части 1, главы 8

Продолжение:  http://al0253.okis.ru/s8-2.html