(Продолжение книги "Загадочное убийство на Куинс-Гейт".

Начало: http://al0253.okis.ru/ch1-14.html 

Полный текст также находится по адресу:

http://samlib.ru/w/worobxew_anatolij/al1.shtml)

186). (Стр.131)

Глава 15:    "Тюрьма Хэллоуэй"

Тюрьма Хэллоуэй вовсе не создавалась, как место для приятного времяпровождения. Она предназначалась исключительно для женщин. Это было одно из тех мест, которые использовались в качестве тюрем уже несколько сот лет. Находясь там в качестве подозреваемой, Этель Боулджер имела ряд привилегий: отдельную комнату, например, и, с разрешения тюремных властей, получала еду, присылаемую извне. Фактически, еда для неё в это время была не только безразлична, но даже скорее ненавистна. Ужасное нервное перенапряжение почти разрушило её нервную систему. Ей разрешили пользоваться услугами частного доктора, и, так как врач был вполне современным человеком и сторонником прогрессивных идей, то и порекомендовал для неё "лечение отдыхом". Вследствие этого Этель Боулджер бОльшую часть времени проводила в постели. В комнату, в которой её содержали, однажды, в один из туманных дней в начале ноября, по специальному разрешению губернатора были допущены её брат Хорас и Хью Фитерстоун.

187).

Надзирательница женского пола, но весьма крепкая и с мощными руками, пригласила их войти. Другая женщина, больше напоминавшая медицинскую сестру, едва лишь они вошли, поднялась и покинула комнату. Уходя, она не захлопнула за собой дверь, но оставила её приоткрытой на несколько дюймов. Хью Фитерстоун пришёл к заключению, что она получила указание не удаляться за пределы слышимости. Бедная Этель выглядела, как пародия на саму себя, она лежала на койке, одетая в весёленький жакет, расшитый цветной окантовкой, который казался ужасно неуместным в этой мрачной обстановке. Но, что было ещё хуже, она казалась им очень вялой и убитой горем.

"Это очень мило с вашей стороны, прибыть сюда вдвоём," - сказала она вместо приветствия. "Я более не надеялась вас увидеть, Хью."

Она подарила ему взгляд, полный благодарности, смешанной с некоторой раздражительностью, вполне простительной в этой ситуации.

"Я приехал," - начал Хью, - "чтобы услышать историю этого ужасающего дела из ваших собственных уст. Я должен сказать вам от всего сердца. что ни на миг не усомнился в вашей полнейшей невиновности..."

188).Она посмотрела на него с благодарностью, но ничего не смогла произнести, её губы дрожали. Хью поспешно бросил взгляд на Хораса Боулджера, но снова быстро отвёл глаза, когда тот холодно взглянул на него в ответ. Но лице Хораса отражалось только тяжкое горе, после того, как он рассмотрел свою сестру в тюремной постели.

"А сейчас расскажите мне, Этель," - начал Хью, - "что вы делали в день смеерти вашего отца. Вспомните подробно, я спрашиваю ради вас. Для вашей пользы." - добавил он, понизив голос и наклонившись к ней.: "Это очень важно и для меня."

Она подарила ему долгий взгляд и бледную, очень бледную улыбку, протянув к нему руку; он принял её руку в свою ладонь.

Затем, откинувшись назад, она, казалось, попыталась вспомнить; её голубые глаза застыли, упершись в потолок.

"Вы хотели бы знать всё, что я делала в тот день? Не так ли, Хью?" - спросила она опомнившись.

"Да, всё," - ответил он и похлопал по колену Горацио, сидевшего рядом погрузившись в задумчивое состояние, чтобы он тоже смог послушать.

189).

"Я могу рассказать всё довольно подробно," - начала она: "У меня был довольно тяжёлый разговор с бедным отцом в то утро." Воспоминание о нём вызвало поток слёз, оросивших её щёки, но она быстро вытерла их и продолжила. "Отец каким-то образом узнал, что я была в Кенсингтон-Гарденс с Фрицем Хофманом".

"Зачем вы это сделали?" - прервал её брат.

"Я не знаю, почему это произошло, Горацио," - ответила она тихо. "Я думаю, что это судьба распорядилась так. Зара и я встретили его однажды в чайной на Бонд-Стрит, именно там всё и началось. Мы продолжали встречаться с ним, ради забавы, я думаю."

Лицо Хью Фитерстоуна  покраснело, в крайнем раздражении, (Стр.132) а его нога нервно постукивала по каменному полу камеры, не застеленному ковром.

"Следовательно, Зара в курсе всех событий и также встречалась с ним?" - спросил Горацио.

"Да," - ответила она. "Я очень редко встречалась с ним один на один; тот момент, когда нас заметили вместе в Садах, был почти исключением".

190).

Лицо Горацио потемнело, когда он понял и оценил всё, что она сказала.

"Не будьте строги с Зарой," - продолжила Этель. "Она - очень хорошая сестра. Она приезжает ко мне сюда так часто, как только они позволяют ей."

Возникла пауза, и затем Горацио задал ей другой вопрос.

"Как отец узнал, что Вы встречались с шоффэром в Кенсингтон-Гарденс? Кто сказал ему?"

Её бледное лицо несколько порозовело, пока она отвечала.

"Вы знали, что отец иногда сам встречался в Садах с некоей леди?"

"Нет?!" - удивлённо воскликнул Хорас.

Она кивнула несколько раз головой подтверждающе.

"Я знала это," - подтвердила она. "Я видела, как они встречались, и я видела её, когда она приходила туда одна. Она вообще часто посещала ту часть парка, там, где находится чайная, вблизи ограды. Это очень красивая женщина. Я полагаю, что именно она рассказала отцу о моей встрече с Хоффманом."

191).

И Хорас, и Хью Фитерстоун слушали её с предельным удивлением. У покойного сэра Джона Боулджера была совершенно незапятнанная репутация.

"По каким причинам," - спросил Хью, - "вы решили, что именно она рассказала сэру Джону о вашей встрече с Хофманом?"

"Я встретила её в Садах," - ответила Этель, - "за день перед тем разговором с отцом, и Фриц Хофман был в тот день со мной."

Бедный Хорас воздел руки к небу.

"Как вы могли, Этель?!" - вопросил он печально: "Как вы могли встречаться с шоффэром, человеком не намного лучшим, чем кучер вашего отца, да ещё при таких обстоятельствах?"

Хью Фитэрстоун нахмурил брови ожидая ответа на вопрос брата.

"Я думаю, что вы глубоко ошибаетесь в нём," - ответила она несколько резко, - "не может быть никаких сомнений, что он - джентльмен."

"Даже если это и так," - ответил Горацио в  повышенном тоне, - "вы всё равно не имели никакого права встречаться с ним. Он - женат!"

192).

Краска залила лицо Этель; она приподнялась на постели, её глаза вспыхнули яростным огнём.

"Я совершенно не догадывалась, что он женат, клянусь!" - вскричала она, сжимая руки. "Вы думаете, я стала бы встречаться с ним, если бы знала?!"

191). (Стр.134)

Фитэрстоун поспешил вмешаться, чтобы избежать дальнейшего обострения между братом и сестрой.

"У нас осталось не так много времени," - сказал он, - "поэтому мне хотелось бы, чтобы Вы, Этель, сказали нам одну вещь, а именно: где были вы в тот промежуток времени фатального дня, когда ваш отец, как предполагалось, спал в задней гостиной?"

Она глядела на него в течение нескольких секунд прежде, чем ответить.

"Я сделала то," - сказала она наконец, - "что, с вашей точки зрения может показаться весьма экстраординарным. День был очень жарким, в доме было невыносимо душно, и я пошла на верх, и вышла на крышу, чтобы получить хотя бы глоток свежего воздуха. Зара, Хорас и я  поднимались туда и раньше, чтобы полюбоваться открывающимся видом. Не так ли Хорас?"

193).

Он кивнул головой, лицо его было печально.

"Да, Этель," - ответил он, - "мы часто так делали."

"Как долго Вы оставались там, Этель? Понимаете ли Вы, что именно это является самым важным?" - напомнил Хью.

Она продолжила:

"Я не думаю, что оставалась там больше десяти минут," - ответила она.

"Тогда что вы делали после этого?"

"Спустившись вниз, я ощутила, что жара становится совершенно невыносимой, поэтому я прошла в ванную комнату, примыкавшую к моей спальне, и приняла ванну."

"Кто-либо видел, что Вы отправились в ванную комнату?" - спросил Хью с тревогой. (Стр.135)

"Нет, все слуги были внизу, у них был обед."

Хью выглядел очень смущённым.

194).

"Не случилось ли каких-либо затруднений, когда Вы выходили на крышу, или покидали её?" - спросил он.

"Нет." - ответила она: "Ключ от небольшой дверцы, ведущей на крышу, всегда был на месте. Мне оставалось только повернуть его и выйти, лестница ведёт прямо к дверце; вернулась я также без проблем."

194).

"Вы закрыли дверь, когда спускались? - спросил Хью.

"Нет, мне кажется..., да, я уверена, что оставила её открытой, чтобы проветрить дом. Я подумала, что ветерок сделает воздух в доме попрохладнее."

Бедная Этель опустилась на подушку в изнеможении, она выглядела усталой и ослабевшей: Хью немедленно заметил это.

"Я думаю, что утомил Вас, Этель," - сказал он, - " мы должны уйти." Она протянула свою дрожащую руку и удержала его.

"Не уходите," - взмолилась она, разрыдавшись. "Останьтесь со мной, насколько это возможно. Вы оба. В этом ужасном месте так одиноко."

195).

В течении нескольких минут они пытались её успокоить; наконец, женщина, которая сидела у кровати Этель до их прихода, вернулась в камеру. Это был тонкий намёк, что время посещения истекло, и им пора уходить.

Спускаясь по длинным, унылым, каменным лестницам и коридорам, Хью Фитерстоун ласково положил руку на плечо Горацио, (Стр.136) на правах старого школьного товарища.

"Не стоит унывать, старина," - сказал он бодро. "Этель сказала мне кое-что сегодня, и я думаю, что это будет иметь большое значение для её освобождения."

-

196). (Стр.137)

Глава 16:    "Сундук, наконец"

Новые арендаторы дома по адресу "104, Кенсингтон-Сквер не стали тратить время на улучшение интерьера дома, но не прошло и недели после подписания арендного договора, как вокруг ограды усадьбы засуетились рабочие. Кругом красовались надписи, сделанные большими буквами, разъяснявшие всякому любопытствующему, что фирма "Симпкинс: "Санитарный инжинииринг", с конторой, находящейся на Хай-Стрит, производит работы, свидетельством чего явились многочисленные ямы, которые отрывались вокруг дома.

Прохожие качали головами видя всё это светопреставление и говорили друзьям, и знакомым, что видимо дом пребывал в полнейшем антисанитарном состоянии, иначе бы не потребовались столь масштабные работы, дабы привести его в пригодный для проживания вид.

197).

Эта суета продолжалась более месяца, за это время в углу сада было воздвигнуто строение из рифлёного железа; этот сарай не отличался оригинальностью и, скорее, напоминал обычный гараж, или помещение для хранения велосипедов, как отметили владельцы соседних садов и участков. ( Стр.138)

"Поглядите сами," - отмечал самый проницательный из соседей: "Эти новые владельцы дома №104 явно намереваются приобрести автомобиль. Я почти уверен в этом, но всё же несколько сомневаюсь..."

Однако, через некоторое время плакаты с рекламой г-на Симпкинса исчезли с забора, окружавшего дом; приговор соседей был единодушен: "Недостаток денег; бедному человеку не заплатили."

198).

Всё это, однако, было далеко от реальности; г-ну Симпкинсу было поручено выполнить определённые дренажные работы, связанные с с домом некоторым образом, с оплатой не по контракту, а по сдельной работе. Однажды ему намекнули, что в его услугах более не нуждаются, и попросили прислать счёт за проделанную работу; с обратной почтой он получил чек.

Через несколько дней, однако, двое мужчин деревенского вида прибыли на участок и возобновили работу, начатую санитарными специалистами м-ра Симпкинса.

После этого Мона Беоклерк и Хью Фитерстоун посещали дом много раз, и подолгу консультировались со старшим из двух рабочих; со стороны ничего из их бесед разобрать было невозможно, слышалось только продолжительное бурчание. Иногда они покидали дом с улыбкой, а иногда с подавленным видом; это всегда звисело от новостей, сообщаемых им старшим деревенским землекопом, обладавшим грубым голосом.

199).

Однажды, в один из туманных дней, когда работа продолжалась (Стр.139) при электрическом освещении, очень удивлявшем обоих работников из деревни, Мона и Хью посетили усадьбу.

Услышав голос Хью, рабочий вышел из жестяного сарая, выключив электрический свет; в тумане, на фоне открытой двери, его фигура казалась размытой; тщательно очистив грубые тяжёлые ботинки от налипшей глины он вошёл в дом через заднюю дверь и церемонно переступил через порог; в доме для хозяев было отделано только небольшое помещение, в котором они и расположились с некоторым комфортом: там, в камине, горел яркий огонь.

"Ну, Хаггерстоун," - спросил Хью вошедшего: "Какие новости?"

Человек поскрёб голову рукой, запачканной глиной:

"Мы добрались до могильника, сэр...", - объявил он.

"Стоп, стоп... Что за могильник?" - недоумённо спросил Хью. "Что вы имеете в виду?"

"Я имею в виду, сэр... что мы пробились в туннель метро, сэр..."

200).

Мона и Хью обменялись тревожными взглядами.

"Конечно," - сказала Мона с сожалением: "Мы никогда не задумывались об этом. Метро и должно проходить под садом. Агент конечно не предупредил нас, опасаясь, что мы откажемся от дома. Что нам делать, Хью?"

Хью тупо смотрел на старшего землекопа Хаггерстоуна.

"Что вы можете нам предложить?" - наконец спросил он.

Человек задумчиво чесал голову некоторое время:

"Это зависит от того,  какие вы дадите указания, сэр... Хотелось бы взглянуть на план усадьбы, сэр..."

Из выдвижного ящика стола был вынут план участка и вручён ему; землекоп несколько минут внимательно изучал его, затем высказал свои соображения, которые, казалось, давали некоторый шанс. В сердцах обоих возродилась надежда.

"Насколько я вас понял," - сказал Хью несколько минут спустя, - "Вы предлагаете вести работы вокруг туннеля метро, не касаясь его. И для этого вам потребуется ещё один человек и насос для подачи воздуха?"

201).

"Так точно, сэр..." - ответил человек.

"Хаггерстоун," - добавила Мона, её прекрасное лицо горело нетерпением: "Я думаю, что Вы настоящий гений. Но помните одну вещь," - добавила она, поскольку землекоп расплылся в радостной улыбке: "Ни слова ни единой душе!"

"Не беспокойтесь, мэм," - ответил он выразительно.

"Я никогда не болтаю лишнего, даже с приятелями, хотя они тоже совсем не из болтливых... Кроме того...," - добавил он, - "нас и в Лондоне не сумеют об...ть...(далее последовали такие обороты, которые могли быть поняты только в родной деревне мастера)".

Столичный яд глубоко проник в их души; улицы, залитые по вечерам ярким светом, ритмы дешёвого мюзик-холла стали и привычкой, и потребностью, словно курение опиума для китайца. (Стр.141) Ранний отход ко сну и подъём с петухами в пять часов утра остались в прошлом.

202).

Труба метрополитена вторглась между их стремлениями и зарытыми сокровищами Джеймса Второго, потребовав  минимум двухнедельной задержки; к концу этого срока нетерпение и Моны, и Хью достигло высочайшей степени, приведя их в состояние почти лихорадочное.

"Я надеюсь, что мы вероятно можем доверять этим людям," - предположила Мона, когда она и Хью обедали вместе однажды ночью в ресторане; г-н Беоклерк отсутствовал, он был безвылазно занят на проходившей осенней сессии парламента; "но иногда я чувствую тревогу в связи с ними."

"Я не думаю, что вам стоит опасаться чего-либо," - ответил Хью. "Я считаю, что они оба слишком глупы, чтобы стать ворами. Моя версия, что мы раскапываем некоторые древние семейные архивы, которые имеют большую ценность для нас, но бесполезны для других людей, как мне кажется, была полностью принята Хаггерстоуном; он несомненно поверил мне.

Кроме того, что такие мужики могут поделать с тысячами гиней времён Джеймса II? Как только они попытаются их поменять, это сразу будет обнаружено. Нет, я думаю. что эти честные деревенские мужики просто восхищены удачей, которая позволит им получить такую высокую плату, как выражается Хаггерстоун, "загрести" банкноту в 50 фунтов стерлингов, что им обещана нами..."

203).

"Теперь стоит задуматься и нам," - заметила Мона, но уже более спокойно и удовлетворённо: "Что мы станем делать со всеми этими золотыми гинеями?" (Стр.142)

"У меня есть некоторые соображения о том, как поступить с ними," - ответил Хью, - "Но я думаю, будет правильнее сначала добраться до них."

Пару дней спустя, Хью, возвратившись поздно ночью из театра, был неприятно удивлён, обнаружив телеграмму, полученную от Хаггерстоуна, мастера-проходчика, в которой излагалось следующее:

"Сегодня днём к нам заявился санитарный инспектор. Хочет запретить все работы. Можем работать только ночью. Требуются ваши распоряжения."

Перспектива выглядела совершенно безнадёжной, что бы он ни старался придумать; наконец он решил созвониться с Моной по телефону.

К счастью, она ещё не ложилась спать, и он  кратко изложил ей ситуацию. Насколько можно было понять по ответам, новость сразила её; однако, уточнив все обстоятельства, она пришла к выводу, что выход из трудного положения, в которое они попали, все же можно найти.

"Хьюберт сегодня в парламенте," - сказала она: "Отправляйтесь немедленно на Кенсингтон-Сквер, я тоже подъеду туда."

204).

Через самое короткое время, одетый в тёплое пальто, предназначенное для езды в автомобиле, он приказал слуге подать машину, и через несколько минут уже мчался по Найсбридж со скоростью в 30 миль в час в направлении Кенсингтон-Сквер.

30.

Доехав до дома №104, он открыл ворота и направился к жестяному сараю, стоявшему в саду за домом.

Здесь горел яркий электрический свет, и два человека находились около работающего воздушного насоса, от которого толстая каучуковая труба уходила глубоко в в тёмное отверстие шахты, которая была уже достаточно знакома Хью.

Почти сразу вслед за ним подъехала Мона, одетая в тёплый белый плащ; она воспользовалась собственным ключом, чтобы открыть ворота, и подошла к нему.

"Как дела?" - спросила она. "Пока по-прежнему." - ответил он. "Я ещё не успел переговорить с Хаггерстоуном. Он работает внизу."

Хью покрутил ручку аппарата, прикреплённого к стене сарая и снял с крючка миниатюрную телефонную трубку, весящую не более пары фунтов. Телефон предназначался для переговоров с работающими на дне шахты.

205).

"Я позвонил ему, Мона," - объявил Хью. "Возможно Вы желаете сами переговорить с ним сначала?"

"Нет, говорите Вы," - ответила она. "Потом Вы перескажете мне то, что от него услышите."

"Алло!" - начал Фитерстоун. Он подержал трубку возле уха некоторое время, и затем изложил результат.

"Он поднимается наверх." - сказал он: "Он хочет поговорить с нами."

Они вернулись через сад к дому и вошли в маленькую комнату, которая была оборудована под (Стр.144) офис; здесь Хаггерстоун велел развести огонь заранее, в ожидании их прибытия.

Очень скоро мастер-проходчик предстал перед ними в том виде, в каком вылез из-под земли - грязный, как чёрт; он кратко описал приход санитарного инспектора: это произошло очень поздно, было около часу ночи; чиновник  настаивал, чтобы все работы были прекращены немедленно, и назначил время официального осмотра на следующее утро, на десять часов.

"Я не желаю иметь никаких чрезвычайных происшествий в моём районе," - заявил он.

206).

"Я бы пришиб его," - добавил Хаггерстоун, - " если бы он не убрался."

"После того, как он смылся," - сказал мастер, - "мы продолжили работу в шахте. Мы рыли, точно дьяволы. Я был уверен, что мы должны скоро найти то, что Вам нужно, мы просто обязаны найти Это. И вот, час назад, моя лопата упёрлась в Него, чёрт его дери..."

"Не хотите ли вы сказать, что действительно нашли его?!" - почти задохнулась от восторга Мона. "Вы точно уверены?"

"Однако, уверен, мэм," - ответил он торжественно, - "как и в том, что я стою здесь, перед вами, а не у чёрта в аду. На дне шахты лежит большой дубовый сундук, окованный ржавыми железными полосами."

"Если вы поднимете его на поверхность, сюда, до рассвета," - объявил Хью без дальнейших церемоний, (Стр.145) - "я тут же вручу вам пятьдесят фунтов стерлингов, сразу, из рук в руки."

Широкая ухмылка сползла с лица Хаггерстоуна.

"Это будет очень тяжело, сэр..," - сказал он. "Нужно обвязать верёвками, перетащить и поднять его лебёдкой. Я, конечно, постараюсь поднять его на верх до приезда инспектора, но могу и не успеть, сэр..."

207).

Мона и Хью обменялись взглядами при этих словах работника: он очевидно догадался о содержимом сундука.

До того, как отпустить мастера в шахту, Хью задал ему  только ещё один вопрос:

"Насколько глубоко вы прорыли шахту?" - спросил он: "И в каком месте вы докопались до сундука?"

"Я вёл поперечный туннель прямо под железнодорожной колеёй метро, сэр..." - ответил Хаггерстоун: "Сундук лежит приблизительно в двенадцати футах с другой стороны от неё, сэр... Возможно, на восемнадцать футов ниже линии, сэр...".

После того, как проходчик отправился к сараю, чтобы спуститься в шахту ещё раз, Мона повернулась к Хью, во взгляде её читалась тревога.

"Считаете ли Вы, что ему можно доверять?" - спросила она.

"Не кажется ли Вам, что искушение будет слишком велико для него, и он взломает сундук?"

"Я думаю, что у нас нет выбора," - ответил Хью.

"Нам придётся довериться ему; что касается меня, я полагаю, что он окажется честным. Но если вы хотите, то я могу спуститься в шахту..."

208).

Мона засмеялась, оглядев его одежду. (Стр.146)

"Вы очень подходяще экипированы для этого," - заметила она.

"Просто представьте себе элегантного человека в вечернем костюме и лакированных штиблетах, спускающегося в недра земли на конце грязной верёвки." Эта идея, казалось, развлекла её, и рассеяла сомнения. "Просто будем находиться рядом, если вам так уж хочется," - добавила она, - "когда сундук будут поднимать на поверхность. И будем готовы к этому."

Когда они подошли к сараю ещё раз, то оба рабочих были заняты делом. Один следил за работой воздушного насоса, другой разматывал трос лебёдки; им сообщили, что Хаггерстоун спустился в шахту и тянет верёвку до конца штольни. Когда он доберётся до сундука и закрепит верёвку, то немедленно протелефонирует.

Мона и Хью, одетые весьма тепло, стояли на ночном холодном воздухе, тревожно и напряжённо ожидая, когда уползающий трос наконец остановится. Верёвка сматывалась с лебёдки невыносимо медленно, но, наконец, движение ещё более замедлилось и остановилось; работник прекратил крутить рукоять лебёдки.

209).

Последовало утомительное ожидание; текли минуты, нетерпение Моны и Хью стремительно нарастало, пока не достигло последнего предела. Дважды Хью заявлял намерение вмешаться в работу, и дважды нежная ручка Моны останавливала его. Он постоянно рвался к телефону, чтобы позвонить Хаггерстоуну, пока  Мона не объяснила ему, что этим он только затормозит дело. Однако, неприятная мысль тревожила умы их обоих. Они представляли себе, как именно в этот самый момент (Стр.147) Хаггерстоун вскрывает сундук и перекладывает в свой кошелёк его содержимое.

Было почти четыре утра по часам Хью, когда резко затрещал телефонный звонок. Хью бросился к телефону и сорвал трубку с крюка.

"Поднимайте медленно," - услышал он: "Нужно делать это осторожно, может зажать трос."

Работник начал медленно и плавно крутить рукоять лебёдки. По его действиям было понятно, что на конце верёвки тащится громоздкий и тяжёлый груз. Почти полчаса прошло до момента, когда со дна шахты послышался приглушённый голос Хаггерстоуна:

210).

"Начинайте поднимать так быстро, как только сможете." Очевидно, сундук благополучно протащили по всем штольням до вертикального ствола шахты. Волнение Моны и Фитэрстоуна достигло такой степени, что последний ухватился за свободную рукоять лебёдки. Даже при работе вдвоём тяжёлый груз поднимался с трудом, но они чувствовали, что он приближается всё ближе и ближе. Наконец в глубине шахты показалось тёмное пятно, очертаниями напоминавшее гроб. Гроб этот пролежал в земле несколько сот лет. Окованные железом бока его были исцарапаны гравием, по которому его долго и тяжело волокли.

Человек, следивший за работой воздушного насоса, оставил его и подошёл к горловине шахты, чтобы принять сундук. Мона (Стр.148) застыла в ожидании, затаив дыхание. С большими усилиями трое мужчин наконец опустили сундук на землю возле шахты. Хью, оставивший лебёдку, опустился на колени и осмотрел сундук со всех сторон.

Это был весьма прочный продолговатый дубовый ящик, окованный по краям железом. Хью особенное внимание обратил на замки - их было три. Стало совершенно очевидно, что никто даже не пытался открыть сундук. Массивные железные шарниры были покрыты ржавчиной, на них не было ни следа попыток взлома; отдельные крошки тёмно-красного щебня застряли в некоторых местах ещё тогда, когда сундук был засыпан.

211).

Через полчаса Хаггерстоун, с банкнотой достоинством в пятьдесят фунтов в кармане, сидел вместе с двумя помощниками, с вполне определёнными намерениями, под гостеприимным кровом только что открывшегося ранним утром трактира на Кенсингтон-Роуд, в то время, как Хью Фитерстоун, в собственном автомобиле с двумя ведущими мостами, с грохотом мчался по Найтсбридж по направлению к дому на Довер-Стрит; старый грязный сундук, вероятно содержащий огромное состояние, был накрепко привязан к крыше машины.

-

"Ср...ть я хотел на инспектора, пусть он провалится через ту дыру прямо в ад, когда приедет." - были последние слова Хаггерстоуна.

-

Г-н Беоклерк, приехавший утром того дня домой, чтобы позавтракать, нашёл среди писем, адресованных ему, анонимное послание, написанное явно изменённым почерком: (Стр.149)

"Я бы позаботился о собственной жене на вашем месте," - гласило письмо, - "потому, что она частенько посещает вместе с одним джентльменом дом №104 по Кенсингтон-Сквер, прямо у вас под носом. Они арендовали этот дом совместно, с известной целью."  /Ваш доброжелатель/

212). (Стр.150)         

Глава 17:    "Самопожертвование Фрица"

Этель и её компаньон по скамье подсудимых Фриц Хофман ещё раз предстали перед судом Западного лондонского округа и были, невзирая на яркую речь нанятого для них талантливого адвоката, оба признаны виновными в убийстве. Слушания по вынесению окончательного решения по делу и оглашению приговора были перенесены на следующую сессию Центрального уголовного суда в Нью-Бейли, назначенную на начало декабря.

Объявление об этом решении судьи стало ужасным ударом для Хораса Боулджера. Его пепельно-серое лицо было последним, что увидел Фриц, прежде чем встал и повернулся, чтобы выйти из зала суда, через минуту или две после того, как его покинула Этель.

Вид убитого горем брата Этель стал ещё одной причиной, которая укрепила намерение Фрица любой ценой осуществить принятый им план.

213).

Слабым местом в защите Этель, конечно, было то, что не оказалось свидетелей, которые могли бы подтвердить, где она была и что делала в то время, когда её отец так неудачно решил вздремнуть в маленькой гостиной в доме на Куин-Гейтс. (Стр.151) Очевидно, что именно это стало тем фактором, который перевесил в тяжёлом разуме судьи всё великолепное красноречие  адвоката и привёл его к решению поддержать обвинение, и передать вынесение приговора суду следующей инстанции.

Её возвратили в тюрьму Хэллоуэй, в то время, как Фрица поместили в Брикстоунскую тюрьму; там они должны были оставаться до открытия сессии. Именно здесь его и посетила через несколько дней принцесса Маргерит, придя под именем мисс ле Брун, скрывая лицо под густой вуалью. После первых приветствий, когда они остались один на один, она подняла вуаль, открыв бледное взволнованное лицо.

"Я была в суде," - сказала она, - "и слышала всё. Вы изменили наконец своё отношение к делу, заявив, что Вы не виновны?"

"Я заявил, "Не виновен", - ответил он, - "потому, что адвокат мисс Боулджер уверил меня в том, что если я этого не сделаю, то нанесу урон её делу. Он также пытался убедить меня, чтобы я доверил ему защищать меня в суде, но я отказался."

214).

Принцесса в отчаянии ломала руки; "Я не верю Вам, Фриц," - сказала она, наконец, - "что Вы отдаёте себе отчёт в том, что делаете. Вы выбрасывете свою жизнь на помойку."

Его резкое, побледневшее за время заключения в тюрьму лицо не выказывало никаких признаков слабости; он был настроен решительно, как никогда.

"Этот вопрос,"- сказал он, отвечая ей," - (Стр.152)"решён для меня окончательно, я не передумаю."

Она положила свою маленькую белую ладонь на его руку и посмотрела ему в глаза. "У меня есть для Вас новости, Фриц." - сказала она: "Мне кажется, что попасть к вам сюда для меня впредь вряд ли будет возможно. Прошлой ночью я была у Вашей жены, чтобы передать ей деньги, как Вы меня просили. Она очень больна... Она умирает!"

Он поглядел на Маргерит, его прекрасные глаза наполнились слезами. Голова его упала на руки.

"Бедная Роза!" - бормотал он. "Бедная Роза!"

215).

"Она подхватила простуду," - продолжила принцесса, - "потом началась пневмония."

"Бедная Роза!" - снова пробормотал он. "Бедная Роза!"

"Она была очень хорошенькой девушкой когда-то," - продолжил он, поднимая голову и обратившись к Маргерит, - "так хороша, что я. молодой дурак, влюбился с первого взгляда, когда увидел её в первый раз - в цирке, в Остенде."

Маргерит взяла его за руку.

"Когда я увидела твой дом прошлой ночью," - сказала она, - "я поняла, какой ты смелый человек. Любой мог бы сойти с ума от горя в таком доме с женой-пьяницей. Ваша жизнь, должно быть, была длинной чередой пыток."

"Я пытался сделать всё, что возможно," - ответил он почти шёпотом. "Так будет лучше для неё, лучше для нас обоих. Было очень тяжело с тех пор, как она попала во власть этой скверной (Стр.153) привычки; я не мог доверить ей деньги. Я часто благодарил Бога за то, что у неё не могло быть детей."

216).

"Я вчера тоже благодарила Бога, Фриц, за это же самое, когда сидела у её кровати, вечером," - ответила Маргерит.

"Хотела ли она ещё чего-нибудь?" - спросил он с тревогой.

"Нет, денег, которые Вы дали мне для неё оказалось достаточно. Я не думаю, что она сможет хотеть что-либо слишком долго."

"Она говорила обо мне?"

"Да, она ужасно сожалела о постигшем Вас несчастии, и горько упрекала себя, что не сумела сделать ваш дом настоящим домом. Это, казалось, волновало бедное существо более всего. "Если бы я держалась подальше от спиртного," - продолжала она говорить, - "то  всё было бы в порядке." Что достаточно странно, она, казалось, не испытывала чувства ревности к мисс Боулджер. Кажется, она обвиняла во всём только себя".

"Время почти прошло," - сказала она. "Прежде, чем я уйду, позвольте мне просить Вас, чтобы Вы пересмотрели свой взгляд на Ваше положение. Может случиться так, что смерть вскоре освободит Вас от связывающего Вас брака, который Вы опрометчиво заключили в юные годы, и который отвратил от вас всех Ваших родственников. Вполне возможно, Фриц, что у Вас будет шанс вернуться к старой жизни; я прошу Вас не (Стр.154) отбрасывать этот шанс. Позвольте мне нанять отличного адвоката, чтобы защищать Вас, и постарайтесь приложить все усилия души и сердца, чтобы добиться для себя свободы."

Он смотрел на неё только одно мгновение. "За счёт жизни Этель, возможно?" - спросил он тихим голосом.

217).

Желание сказать ему, что она не стоит принесения в жертву такой благородной жизни, как его, вертелось на кончике её языка, но она воздержалась в последний момент.  В её уме сложилось впечатление, что Этель Боулджер не была сделана из того материала, из которого делаются героини, что полностью подтверждалось допросами в суде.

"Нет," - продолжил он рефлексивно, - "Я сделал свой выбор, и я буду придерживаться его."

Принцесса Маргерит встала и опустила вуаль.

"Возможно," - сказала она, - "что это последний раз, когда у меня есть возможность видеть Вас перед Вашим испытанием. Двор переезжает в Виндзор, и я должна поехать вместе с ним. У Вас есть что-нибудь, что Вы хотели бы сказать мне, прежде, чем я Вас покину?"

"Нет," - сказал он после паузы, - "просто постарайтесь обеспечить Розу всем, в чём она нуждается. Вы были очень добры к ней и ко мне. Более, чем я, возможно, когда-либо мечтал об этом, более, чем я, возможно, ожидал. Да благословит Вас Бог за это. Если Розе суждено умереть, постарайтесь сделать для неё всё возможное, из той суммы, что я вам дал. Я думаю, что этого будет достаточно, если же нет, то Вы найдёте больше в том же месте за стенной панелью, в моей спальне, (Стр.155) где я был вынужден всё скрывать от неё из страха, что она потратит все деньги на спиртное."

Он взял руки принцессы и покрыл их поцелуями. Когда, через мгновение, она уходила, то последним звуком, услышанным ею за закрывающейся дверью, были придушенные рыдания. Затем вошёл надзиратель и увёл его в камеру.

-

218).

Убийство сэра Джона Боулджера стало для большинства газет тем событием, которое дало им повод и возможность вынести на публику не только факты, но и множество всевозможных измышлений. Последние, как должно быть подчёркнуто, явно преобладали. Короче, почти всё, кроме упоминания в колонках газет имён двух обвиняемых, публиковалось на страницах прессы для наставления и развлечения публики, и, конечно, совершенно случайно, для получения прибыли владельцами изданий. Для Фрица были даже обнаружены, инициативным репортёром утренней газеты стоимостью в полпенса, фиктивные родители, у которых, самым должным образом, были взяты интервью в деревне  близ Хартс Маунтайнс, добросовестно разработанные, с большим количеством подробностей и обстоятельств. Но этот журналистский подвиг чуть было не вышел боком газете, когда внезапно замаячил иск о клевете, которым стал грозить истинный сын этой достойной пары, человек очень крепкого телосложения, музыкант, играющий на тромбоне в немецком фольклорном ансамбле, гастролировавшем по пригородам Лондона, который, взяв штурмом офис газеты и начав шумно требовать на смеси английского, и немецкого языков, (Стр.156) извергаемой с самым невероятным акцентом, опровержения утверждений, что он, Фриц Хофман, является обвиняемым по делу об убийстве, и ожидает приговора в Брикстоунской тюрьме. Менеджер газеты поздравил себя с урегулирование вопроса с весьма нестандартным немецким музыкантом при помощи банкноты в пять фунтов стерлингов. Все последовавшие в тот день выступления немецкой группы имели ярко выраженную патриотическую направленность, порождённую обильным употреблением пива, и состояли, главным образом, из песен обожаемого фатерлянда.

219).

К началу декабря перспектива приближающегося суда над Фрицем Хофманом и Этель Боулджер стала ещё раз поводом для раздувания сенсаций в прессе, эта кампания достигла своего зенита в утро того самого дня.

Незадолго до того было объявлено, что интересы мисс Боулджер будет защищать  г-н Вентуорт Болл, выдающийся адвокат, которого наняли поверенные обвиняемой, заплатив очень немалую сумму. Но не появилось никакой информации о лицах, которые будут защищать интересы Фрица, не появилось по той простой причине, что он сам от них отказался.

Открытие собственно судебного заседания описывалось в стереотипных выражениях, как это обычно и делается в газетах, к чему вполне привыкла и общественность.

220).

Обвиняемые были доставлены из тюрем Брикстоун и Хэллоуэй в новый прекрасный дворец правосудия, воздвигнутый вместо Олд Бэйли, старого здания суда, которое прославилось, как вместилище нищеты и страданий. (Стр.157) В новом здании ничто не напоминало об ужасах старого суда; казалось, что в этом месте возможны лишь слушания модных дел о разводах и адюльтерах, но с этим диссонировало присутствие многочисленных надзирателей и полицейских, одетых в синие мундиры. Конечно, публика, состоявшая из элегантно одетых дам и джентльменов, возможно больше соответствовала бы рассмотрению некоего аристократического конфликта, сопровождаемого обычно перетряхиванием грязного белья и публичным озвучиванием компрометирующих материалов с доставнием из шкафов ветхих скелетов, вроде внутрисемейной ссоры между, скажем, герцогом и герцогиней.

221).

В данном случае обоих обвиняемых провели на скамью подсудимых, установленную за ограждением, где и усадили каждого на предназначенные для них места. Адвокаты расположились перед ними, чуть ниже.

Подсудимые были одеты в чёрное. Этель - в великолепно скроенном костюме, представлявшим собой шедевр от Уэст-Эндского портного; Фриц был во фраке, что, очевидно, должно было подчёркивать его вполне респектабельное общественное положение и, возможно, происхождение. 

Хотя и испытавшая потрясение, Этель выглядела намного лучше, чем тогда, когда её посещали брат и Фитерстоун в тюрьме Хэллоуэй. Она, очевидно, полностью владела собой. Цвет лица её был более естественным, на щеках снова вернулся румянец, в глазах было больше уверенности, что, возможно, было результатом беседы с адвокатом поутру, который сумел что-то разнюхать. Слухи донеслись к нему из Скотланд-Ярда, передавая скорее выводы и домыслы, чем твёрдое утверждение, что обвинение не будет направлено именно против Этель. Правда то, что обломок кинжала был найден в её комнате, вроде бы указывало на соучастие в преступлении, но полицейские решили, что рукоять вполне может быть подброшена туда Хофманом.

222).

Среди присутствовавшей на сессии хорошо одетой публики, пожалуй, не было ни одного человека, на сто процентов уверенного, что ей вынесут приговор, чем это заседание суда разительно отличалось от прошлого. Большинство явно считало, что её оправдают. И, как оказалось, большинство так считало вполне справедливо.

Фриц, за время заключения сильно исхудавший, даже кожа его  стала завметно светлее, во время предыдущих заседаний не говорил ничего, что могло быть истолковано не в её пользу, она же, в свою очередь, никак не пыталась с ним заговорить и старалась даже не смотреть в его сторону.

Едва утверждение обоих "Не виновны", было зафиксированы, как стало очевидно то, что у Фрица вовсе нет адвоката. Он был непоколебим в своём решении. Он чувствовал, что если бы как-то попытался оправдаться, он должен был, тем самым обязательно подтвердить то, что она была последним человеком, который видел её отца живым. Нет, он считал её виновной, и он старался выгородить её, жертвуя собой потому, что любил её. Он выбрал путь, который казался ему прямым, ясным и понятным. Ему казалось. что так поступил бы любой рыцарь во все времена, чтобы спасти честь и жизнь леди. Он считал для себя очень достойным поступком пожертвовать своей, как ему казалось, бесполезной, как для себя, так и для других, жизнью.

223).

Он никак не мог понять, что побудило её убить сэра Джона, который

1----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

2-----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

3-----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

4--------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

5-----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------