Продолжение.  Начало:  http://al0253.okis.ru/st10-1.html

Глава 10, часть 2, стр. 307-317

Именно липмановская публикация послужила распространению термина и концепции холодной войны.  Это было краткое выражение нараставшего напряжения в послевоенных советско-западных отношениях.

     Стр. 307

По словам Липмана, оно стало результатом скорее сталинской военной, чем идеологической, экспансии.

                                                                                                 Страх войны в 1946 году.

Не смотря на репутацию Черчилля, как первого, объявившего холодную войну, его речь про "железный занавес" в Фултоне от 5 марта 1946 года не использовала этот термин, хотя это вовсе не означало отсутствия враждебности к Советскому Союзу.  Лекция Черчилля имела актуальное название "Мускулистый мир"; и он говорил в ней, что договор об англо-советском альянсе 1942 года заключался на период от 20 до 50 лет (по предложению Бевина, сделанному Сталину в декабре 1945 года).  "Наша цель- взаимопомощь и сотрудничество с Россией, и ничего больше", сказал Черчилль.  Далее Черчилль высказывал "глубокое восхищение... по отношению к доблестному русскому народу, и моему товарищу военного времени, маршалу Сталину.  В Англии испытывают глубокое сочувствие и добрую волю по отношению к народу России, и решимость преодолеть многочисленные разногласия... во-имя установления прочной дружбы.  Мы понимаем, что русские нуждаются в безопасности своих западных границ от возможной немецкой агрессии.  Мы признаём Россию и её право занимать место среди первых наций мира.  Мы приветствуем её флаг над морями".  Но суть речи содержалась в следущей её части:

"От Штеттина на Балтике, до Триеста на Адриатике "железный занавес" опустился поперёк континента.  За этой линией лежат все столицы древних стран центральной и восточной Европы.  Варшава, Берлин, Прага, Вена, Будапешт, Белград, Бухарест и София, все эти славные города... лежат, я должен сказать, в советской сфере, и все, в той или иной форме, не только в сфере советского влияния, но и, в некоторых случаях, под значительно возросшим контролем Москвы.. .  Коммунистические партии...достигли могущества и очень выросла их численность, и влияние.  Они везде установили тоталитарный контроль".

Черчилль говорил о коммунистической угрозе Западной Европе и высокой степени тревоги, вызванной советской политикой в отношении Турции, Ирана и Дальнего Востока.  Моралью, которую Черчилль извлёк из этого, была необходимость для западных демократий держаться вместе и строго придерживаться своих принципов.  Русские не уважают слабость, сказал Черчилль аудитории, и провёл параллель с умиротворением, которое позолило Гитлеру развязать войну.  "Нужно воспрепятствовать тому, чтобы это не случилось снова".

     Стр. 308

   Черчилль незадолго до того перестал быть британским премьером, но его высокое положение, как политического лидера Запада, не вызывало вопросов.  Действительно, бывший премьер был приглашён в Фултон Трумэном (Миссури был его родным штатом), и американский президент находился рядом с ним на трибуне Вестминстерского колледжа, где Черчилль произнёс свою речь, и был удостоен почётного звания.  Первый советский ответ последовал во враждебной передовице, опубликованной в "Правде" 11 марта, и в подобной же статье на следующий день в "Известиях", написанной Евгением Тарле, ведущим советским историком.  Оба текста приводили длинные цитаты и выдержки из речи Черчилля, включая общие ремарки о "железном занавесе", понятии, как указал Тарле, которое использовал Геббельс в ходе войны, характеризуя освобождение Красной Армией Восточной Европы от немецкой оккупации.  14 марта Сталин ввязался в драку, опубликовав обширное интервью в "Правде".  Как и во всех таких текстах, вопросы, так же, как и ответы были тщательно подобраны  лично советским диктатором.  Черчилль, согласно Сталину, старался спровоцировать новую войну, и был сторонником англоязычного доминирования в мире; Сталин не упоминал "железный занавес", но открыто заявил право СССР на дружественные режимы в Восточной Европе, отводя этим государствам роль, которую они раньше сыграли в немецкой агрессии против Советского Союза.  В заключение Сталин упомянул роль Черчилля в анти-большевистской коалиции, совершившей интервенцию в Россию во время гражданской войны много лет назад, и пообещал, что если "Черчилль и его друзья" добьются успеха в организации "нового марша против Восточной Европы", они "будут разбиты снова, как были разбиты впрошлом".

   В разгар шумихи, поднятой вокруг фултонской речи, Александр Верс, корреспондент газеты "Санди Таймс" в Москве, вернулся в Россию после поездки в Финляндию и обнаружил, что все вокруг рассуждают о "будущей войне".  Как подчеркнул Верс, фултонский эпизод вызвал настоящую тревогу в Советском Союзе и стал важной психолoгической поворотной точкой сползания к холодной войне.  Разрастанию кризисной атмосферы послужила серия советско-западных конфронтаций в 1946 году, среди которых был конфликт вокруг вывода советских войск из Ирана весной и советско-турецкая конфронтация по Черноморским проливам летом.

   Кризис в Иране возник из-за британо-советской оккупации страны в ходе второй мировой войны.  Британские и советские войска вошли в страну в августе 1941 года, с целью пресечь немецкое влияние на иранское правительство, для поддержки нефтяного снабжения и обеспечения безопасности сырьевых поставок в СССР.  В договоре с Ираном, подписанном в январе 1942 года британцы и советы договорились вывести свои войска через 6 месяцев после окончания войны с Германией.  Позднее, по желанию Москвы была изменена интерпретация соглашения: после окончания войны с Японией, что означало  вывод после 8 марта 1946 года.  Не очевидно, что Сталин намеревался сделать нечто другое, чем

     Стр. 309

вывести советские войска, но два осложняющих фактора вынудили отсрочить полное осуществление договора.  Первым было желание подписать соглашение с Тегераном об эксплуатации нефтяных полей в северном Иране.  Вторым было возникновение в 1945 году националистического движения в иранском Азербайджане по образованию автономии и развитию связей со своими соплеменниками в Советской Республике Азербайджан.  Сталин имел склонность поддерживать как этнические автономии, так и единство, в зависимости от того, что было ему выгодно.  Движение за независимость давало возможность увеличить советское политическое влияние на Иран.  В марте 1946 года предельный срок наступил, Москва объявила, что так как ситуация в части Ирана не стабильна, она выведет только часть войск.  Частным образом Советы предприняли усилия договориться по нефтяным делам с иранцами.  Между тем, однако, иранцы поднимали тему вывода советских войск в ООН и сделали это снова в марте 1946 года, после того, как срок договора истёк.  В ответ Москва приказала Громыко прекратить обсуждения в ООН под предлогом, что это вопрос двусторонних отношений между Советским Союзом и Ираном.  Фактически, в начале апреля разногласия между Москвой и Тегераном были улажены, и советские войска были выведены в начале мая.  Правда иранское дело было мелким кризисом, раздутым освещавшей его прессой и, позже, западными историками холодной войны, искавшими свидетельств советского послевоенного экспансионизма.

   В мае 1946 года Сталин написал письмо коммунистическому лидеру азербайджанского движения, добивавшегося автономии, объясняющее, почему он посчитал необходимым вывести советские войска:

"Мы не задержались в Иране потому, что наличие наших войск в Иране шло в разрез с основами нашей освободительной политики в Европе и в Азии.  Британцы и американцы говорят нам, что если советские войска останутся в Иране, почему британские войска не могут остаться в Египте, Сирии, Индонезии, Греции, и также американские войска в Китае, Исландии, Дании.  Поэтому мы решили вывести войска из Ирана и Китая, выбив из рук британцев, и американцев инструмент подавления освободительного движения в колониях, и, тем самым, предоставив нашей освободительной политике больше оправдания, и эффективности.  Вы, как революционер, наверное понимаете, что мы не можем поступать иначе".

Сталинская комбинация геополитических расчётов и идеологических устремлений была типичной для того периода, несмотря на то, что не часто эти два элемента так тесно переплетались в одном заявлении.

     Стр. 310

   В советско-турецком конфликте также присутствовал этно-националистический компонент, но главной причиной была старая сталинская стратегия требования контроля над Черноморскими проливами.  Неудовлетворённость Советов конвенцией Монтрё 1936 года, которая дала туркам полный контроль над проливами, возникла вновь в ходе войны, и Сталин провёл параллель с американским и английским контролем Панамского, и Суэцкого каналов.  Летом 1945 года Советы начали оказывать давление на турок, включая требование вернуть районы Карса и Ардахана Армении, и Грузии.  Когда дело дошло до Лондона (CFM), Молотов указал Бевину, что в ходе 1-й мировой войны Британия не уступила проливы под контроль России, а оставила его Константинополю.  В декабре 1945 года Сталин повторил советские требования Бевину, но сказал, что "все разговоры о войне против Турции вздор".  В апреле 1946 года Сталин говорил новому послу США в Москве Уолтеру Беделу Смиту: "Я могу заверить президента Трумэна и готов утверждать публично, что Советский Союз не собирается нападать на турок... но турки слабы, и Советский Союз хорошо понимает опасность иностранного контроля над проливами, от которого турки не могут эффективно защититься.  Турецкое правительство недружественно по отношению к нам.  По этой причине Советскому Союзу требуется база в Дарданеллах.  Это условие нашей собственной безопасности".

   Кризис по вопросу проливов начался 7 августа 1946 года, когда СССР направил туркам дипломатическую ноту по пересмотру положений конференции Монтрё.  Последовала критика турецких действий по отношению режима проливов в ходе войны, нота предлагала, что проливы должны: (1) всегда быть открыты для торговых судов; (2) всегда быть открыты для военных кораблей черноморских государств; (3) быть закрыты для военных кораблей нечерноморских государств, исключая некоторые ситуации; (4) быть под контролем турок и других черноморских государств; и (5) быть надёжно защищены Советским Союзом и турками.  Важно, что в ноте не упоминалось требование вернуть Карс и Ардахан.

   Августовская дипломатическая нота была представлена, как совместные американские, британские и советские предложения по пересмотру положений Монтрё, что подчёркивалось в сдержанной примирительной статье в "Известиях" по этому вопросу.  Действительно, первые три пункта советского предложения очень похожи на американскую дипломатическую ноту по пересмотру Монтрё, выпущенную в ноябре 1945 года.  19 августа 1946 года, однако, США оспорили молотовское утверждение, что режим проливов исключительно дело Черноморских государств и высказались за созыв многосторонней конференции по пересмотру Монтрё.  Британцы передали собственный взгляд Москве двумя днями позже.  22 августа турки ответили Москве, что советское требование о совместной обороне проливов не приемлемо, несовместимо с сохранением турецкого суверенитета и

     Стр. 311

безопасности.  24 сентября Москва отреагировала меморандумом, который повторял особые права Черноморских государств в отношении проливов и отрицал, что советское предложение угрожает турецкому суверенитету или подрывает их безопасность.  9 октября британцы и американцы подтвердили свою позицию, и турки повторили свою.  Образовался классический тупик.  Его можно было разрешить дипломатическим путём, созвав многостороннюю конференцию в Монтрё, но это было неприемлемо для Москвы.  По её мнению, любой многосторонней конференции должны предшествовать прямые переговоры между СССР и Турцмией.

   Эта спекуляция показала, насколько далеко Сталин был готов зайти со своими предложениями по вопросу Чёрного моря, и только сильная западная поддержка Турции предотвратила советское нападение.  Идея, что Сталин готовился начать войну с Турцией из-за конфликта, выглядит очень соблазнительной, хотя вполне возможно, что он поднял шум и бряцал оружием на русско-турецкой границе, чтобы оказать тактическое давление на Анкару.  В этих событиях Москва не ответила на последнюю ноту турок, и дипломатический кризис по проливам исчез.

   Что показали иранский и турецкий инциденты, так это то, что Сталин был готов жёстко давить для достижения стратегических целей, но не переходил к разрыву отношений с Британией и США.  Сталин был озабочен предотвращением раскола в Великом Альянсе, старался избежать конфронтаций на окраинах вдоль границ.  Советские базы на Чёрном море прикрывали "сталинское грузинское сердце", и, как всегда, он считал приоритетом контролировать жизненно-важные экономические ресурсы, такие, как нефть.  Но значительно большее значение для него имела общая ситуация в Европе, и он продолжал считать, что переговоры внутри Великого Альянса были лучшим способом для защиты его сферы влияния в Восточной Европе, и предотвращения образования враждебного антисоветского блока в Западной Европе.  Вне зависимости от словесных осуждений Черчилля после Фултона, Сталин делал публичные заявления о том, что напряжённость в восточно-западных отношениях может быть снижена, что проблемы внутри Великого Альянса могут быть разрешены путём переговоров и, что мир, и безопасность можно сохранить.

   В марте 1946 года Сталина спросил о "военной опасности" Эдди Гилмор из Ассошиэйтед Пресс.  Он ответил, что больше нет наций, готовящих свои армии к новой войне; это провокационная пропаганда, ведущаяся некоторыми политическими группировками.  В сентябре Александр Верс задал Сталину ряд вопросов и получил в ответ, что советский вождь не верит в опасность новой войны.  В нескольких интервью Сталин отрицал, что США и Великобритания занялись капиталистическим окружением СССР, и утверждал, что верит в возможность мирного сосуществования с западом.  Верс также спросил Сталина, считает ли он, что американская монополия на атомное

     Стр. 312

оружие представляет собой угрозу миру.  "Я не считаю атомную бомбу серьёзной силой, как наверное политики склонны считать её.  Атомными бомбами намереваются запугивать слабонервных, но они не могут оценить последствия войны, так как такие бомбы не являются достаточным средством для этой цели".  В октябре вернулся Хаг Бэйли из Юнайтед Пресс.  На его вопрос, согласен ли он с недавней речью Барнса, который говорил о напряжённости, появившейся в советско-американских отношениях, Сталин ответил- нет.  На вопрос, согласен ли он, что переговоры по мирным договорам будут успешны, Сталин сказал, что думает также.  О военной опасности Сталин повторил своё мнение, что "Черчилль и его друзья" нагнетают страх, и назвал их усилия подстрекательством к новой войне, и призвал разоблачить, и обуздать их.  Все эти ответы Сталина были даны в письменном виде, на письменные вопросы, заданные журналистами.  В декабре 1946 года, однако, Сталин дал интервью "вживую" Эллиоту Рузвельту.  Естественно, Рузвельт поинтересовался, что думает Сталин об ослаблении сотрудничества и взаимопонимания между США и Советским Союзом после смерти его отца.  Сталин ответил что, в то время, как отношения между советским и американским народами продолжают улучшаться, непонимание возникает между двумя правительствами.  Но Сталин не думает, что возникнет дополнительное ухудшение в отношениях и разовьётся военный конфликт, для которого нет основы: "Я думаю, что угроза новой войны не реальна", сказал Сталин.

   В апреле 1947 года Сталин дал другое персональное интервью, на этот раз сенатору-республиканцу Гарольду Стейссену.  Снова сталинское настроение было боевым.  Он указал Стейссену, что несмотря на различия в их экономических ситемах, Советский Союз и США сотрудничали во время войны, и нет причин, по которым они не могут продолжать это и в мирное время.  В пoддержку своей веры в возможность мирного сосуществования социалистической и капиталистической систем Сталин обратился к учению Ленина.  Когда Стейссен указал, что перед войной Сталин говорил о "капиталистическом окружении", советский вождь ответил, что никогда не отрицал возможности сотрудничества с другими государствами, только говорил о существовании актуальной угрозы от стран, вроде Германии.  Каждая сторона поддерживает собственную социальную систему, говорил Сталин Стейссену, и какая из них лучше, покажет история.  Полемика продолжалась ещё некоторое время.  Ни Сталин, ни Рузвельт не говорили друг другу "тоталитаризм" или "капиталистические монополии".  "Я не пропагандист", говорил Сталин, "Я бизнесмен". (Я деловой человек)  После согласования текста интервью было опубликовано в "Правде" 8 мая- через два года после окончания войны в Европе- и выглядело, в контексте его представлений, решительным усилием Сталина вернуться к духу Великого Альянса.  В то же время, однако, большое облако нависло над советско-западными отношениями, ввиде известной речи президента Трумэна перед американским конгрессом в марте 1947 года.

     Стр. 313

                                                                                             Доктрина Трумэна и план Маршалла.

Речь президента позже стала известна, как доктрина Трумэна.  Её показной целью было убедить конгресс выделить финансовую помощь Греции и Турции.  Трумэн не упомянул ни Советы, ни коммунистов в речи, но не было никакого сомнения о цели его высказываний:

"Народы ряда стран... недавно попали под власть тоталитарных режимов... Првительство США выражает протест против принуждений и угроз... В настоящий момент в мировой истории почти каждая нация должна выбирать между альтернативными жизненными путями.  Один жизненный путь базируется на главенстве большинства, и отличается свободой организаций, представительным правительством, свободными выборами, гарантией индивидуальной свободы, свободой слова и религии, и свободой от политического угнетения.  Второй жизненный путь базируется на насильственном подавлении меньшинством большинства.  Это осуществляется террором и угнетением, контролем над прессой и радио, отсутствием выборов и подавлением свободы личности.  Я верю, что политика Cоединённых Штатов должна поддерживать свободных людей, которые сопротивляются попыткам покорения вооружённым меньшинством или внешнему управлению.  Я верю, что мы должны поддержать свободные народы в работе по выбору их собственного пути, их собственной судьбы".

Речь Трумэна была даже более провокационна по отношению к Советам, чем лекция Черчилля про "железный занавес".  В отличие от Черчилля Трумэн находился у власти, и предложил оказать помощь Греции, режим которой сражался с коммунистическими партизанами, и Турции, стране, находившейся в конфронтации с Советским Союзом по вопросу проливов. Ответом Советов было удивлённое молчание.  14 марта "Правда" опубликовала сообщение ТАСС о речи Трумэна, которое сконцентрировалось на помощи Греции и Турции больше, чем на общей картине внешней политики США.  Газетные передовицы на следующий день предприняли сильную атаку на Трумэна, обвиняя его в том, что под видом защиты свободы прикрывается американский экспансионизм.  Неделей позже "Новое время" писало в передовице, что речь Трумэна объявляет основой внешней политики силу и власть.  Но это не был ответ самого Сталина.  Возможно он считал неблагоразумным вступать в прямую полемику с действующим президентом США, так как речь Трумэна непосредственно не была направлена против Советского Союза.  Возможно сталинское внимание было направлено куда-то ещё, на нечто более важное.  За два дня до речи Трумэна в Москве началась встреча CFM.  Шёл торг по мелким государствам Оси, затем Совет вернулся к мирным договорам с Германией и Австрией.  Сессия CFM продлилась шесть недель и закончилась с весьма незначительными результатами, но советская пресса оценила работу очень высоко и опровергала высказывания,

     Стр. 314

что прогресс не был достигнут.  С другой стороны Советы использовали конференцию, чтобы добиться от британцев согласия продлить англо-советский договор об Альянсе 1942 года с 20 до 50 лет.  Эта идея, выдвинутая Бевином в декабре 1945 года, была кроме того обсуждена Сталиным и фельдмаршалом Бернардом Монтгомери во время его визита в Москву в январе 1947 года.  На CFM Советы предложили британской делегации для обсуждения новое продление англо-советского договора.

   15 апреля Сталин встретился с Джорджем Маршаллом, преемником Барнса на посту американского гос. секретаря, и имел с ним очень дружественную беседу о конференции CFM.  Использовав аналогию, что генерал Маршалл, бывший начальник штаба США, высоко оценил, Сталин описал сессию CFM, как "первое сражение, разведку боем.  Когда партнёры утомляются, появляются возможности к компромиссу.  Возможно, что настоящая сессия не достигнет значительных результатов.  Но не отчаивайтесь.  Результаты могут быть достигнуты на следующей сессии.  По всем главным вопросам- демократизации, политической организации, экономическому объединению и репарациям- возможно достичь компромисса.  Только иметь терпение и не отчаиваться".

   Беседы Сталина с Маршаллом и со Стейссеном произошли за несколько дней; в каждой из них он выказывал хорошее настроение.  Мирные договоры с второстепенными странами Оси были заключены в феврале, и новый прогресс был достигнут в отношении Германии и Австрии.  Сохранение в мирное время Великого Альянса, которого Сталин так желал, оказалось более проблемным и скользким, чем он надеялся в конце войны, но двумя годами позже ещё оставалось почти невредимым, и, если и надорванным, то немного.  Очень скоро, однако, Сталин прекратил активно добиваться "разрядки" с западом и вступил в холодную войну риторики и политики, которая почти зеркально отражала доктрину Трумэна.  Ключевым событием в ускорении этих изменений был советский ответ на план Маршалла.

   Так называемый "план Маршалла" был провозглашён американским гос. секретарём в речи в Гарвардском университете 5 июня 1947 года.  Основой предложений Маршалла была широкомасштабная программа помощи для разрушенной Европы, с фондом, распределяемым на основе решений самих европейцев.  Предложение Маршалла приняли Британия и Франция.  Британский и французский министры иностранных дел встретились в Париже, и 19 июня СССР было предложено присутствовать на трёхсторонней конференции по обсуждению координации европейской восстановительной программы, субсидируемой с помощью США.

   Советский ответ на это предложение был неоднозначен.  Первоначальный ответ, ввиде статьи, опубликованной в прессе, был негативным, план Маршалла, связанный с доктриной Трумэна, был назван инструментом вмешательства в европейские дела.  21 июня, однако, Политбюро поддержало положительный ответ на англо-французское предложение встретиться, чтобы обсудить план Маршалла.

     Стр. 315

Тем временем, за закрытыми дверями, советское руководство рассмотрело и оценило предложенный план.  Ранее, посол в Вашингтоне Новиков внёс свой вклад, протелеграфировав 9 июня: "В этом американском предложении просматриваются контуры западно-европейского блока, направленного против нас".  В дополнительном донесении от 24 июня, Новиков утверждал, что "при внимательном анализе плана Маршалла видно, что в конце он должен завершиться образованием западно-европейского блока, как инструмента политики США... Вместо заранее скоординированных акций, взято направление на экономическое и политическое подчинение европейских стран американскому капиталу, и формирование антисоветских группировок; план Маршалла предусматривает самые широкие действия, имеющие целью получить более эффективный способ принятия решений".  Несколько другое истолкование было предложено Евгением Варгой, видным советским экономистом, долгое время находившимся около сталинского ближнего круга, который был привлечён к анализу плана Маршалла.  На взгляд Варги, этот план был главным образом ответом на американские послевоенные экономические проблемы, особенно из-за недостаточной востребованности их экспорта в Европе.  Предложенный план предусматривал снабдить европейцев долларами таким образом, чтобы они смогли покупать американские товары и оборудование.  Варга также указывал, почему Советскому Союзу не стоит участвовать в плане: он будет способствовать  американскому доминированию в Европе, укреплению влияния США на экономическое будущее Германии, и позволит реакционерам обвинять СССР, если план провалится.

   Скрытый намёк анализа Варги показывал на возможное намерение американцев выдать займы и гранты странам советского блока.  Москва надеялась на долговременный американский заем, который помог бы советскому послевоенному восстановлению, и план Маршалла мог подготовить основу для получения таких средств.  С другой стороны существовали политические препятствия, указанные Новиковым и другими.  Был ли план Маршалла угрозой, или благоприятной возможностью?  Сталинский ответ на эту головоломку был таков: пораскинуть мозгами и поглядеть, что получится.  Советская делегация на переговорах британцев и французов получила инструкции: (а) разобраться, какие цели преследуют американцы; (б) блокировать любое продвижение, которое будет угрожающим; и (с) добиться, чтобы обсуждение немецкого вопроса оставалось прерогативой CFM.

   Англо-франко-советская конференция по плану Маршалла началась в июле 1947 года в Париже.  Молотов прибыл с боьшой командой технических советников- признак того, что Москва серьёзно отнеслась к переговорам.  В соответствии с инструкциями, Молотов прояснил, что Советский Союз находится в оппозиции программе координации действий "из центра", вместо этого каждая страна должна представить перечень своих нужд, которые будут рассмотрены в ряде комиссий, и затем переданы американцам.  Британцы и французы, однако, вместо этого предпочли высокоскоординированную программу, которая, по их словам,

     Стр. 316

соответствует пожеланиям Маршалла.  Переговоры быстро зашли в тупик.  2 июля Молотов сделал своё финальное заявление на конференции:

"Вопрос об американских экономических целях... представлен, как предлог для британского и французского правительств настаивать на создании новой организации, стоящей над европейскими странами, и вмешивающейся во внутренние дела стран Европы... Существуют два пути международного сотрудничества.  Один базируется на развитии политических и экономических отношений между государствами с одинаковыми правами... другой... базируется на доминирующей позиции одного или нескольких сильных государств в отношении других стран, которые тем самым попадают в положение одной из разновидностей подчинённых государств, лишённых независимости".

Вслед за коллапсом переговоров с Советами, британцы и французы пригласили европейские государства принять участие в парижской конференции для учреждения организации, наблюдающей за распределением помощи по плану Маршалла.  Советы ответили на эту инициативу 5 июня, отправив европейским правительствам ноту, разъясняющую разногласия с британцами и французами.  В тот же день они направили сообщение своим коммунистическим союзникам с советом не выступать по тактическим причинам против государств, участвующих в анло-французской конференции:

"Некоторые страны, дружественные Советскому Союзу... хотят отказаться от участия в конференции потому, что СССР принял решение не участвовать.  Мы думаем, будет лучше не отказываться от участия в этой конферении, а прислать делегации на неё, чтобы продемонстрировать на конференции своё несогласие с англо-французским планом, не позволив единогласно принять этот план, и затем покинуть собрание, забрав с собой столько делегатов из других стран, сколько представится возможным".

Двумя днями позже, однако, Москва сменила своё мнение об этой тактике и отправила другое сообщение с советом против участия, поскольку в большинстве восточно-европейских стран "друзья"( т. е. местные коммунисты) выступили против конференции.  Проблему представляла Чехословакия, весьма желавшая получить деньги Маршалла- уже объявившая, что будет участвовать в конференции.  Сталин лично обратился к их руководству, чтобы чехословаки изменили своё решение.  На встрече с чехословацкой правительственной делегацией 9 июля он разъяснил, что кредиты плана Маршалла будут очень не надёжны и будут использоваться, как предлог для формирования западного блока, и изоляции СССР.  Чехословацкое участие в предстоящей парижской конференции имело фундаментальное значение для Советского Союза: "Если вы отправитесь в Париж, то

     Стр. 317

продемонстрируете, что хотите сотрудничать в действиях, имеющих целью изоляцию Советского Союза.  Все славянские государства отказались, даже Албания не побоялась отказаться, и по этой причине мы надеемся, что вы измените своё решение".  Излишне говорить, что Чехословакия, вместе со всеми странами советского блока (и Финляндия тоже) бойкотировали обсуждение плана Маршалла.

   Вместе с бойкотом, Советы начали массированную пропагандистскую кампанию против плана Маршалла.  В сентябре 1947 года зам. министра иностранных дел Андрей Вышинский осудил план Маршалла в речи в ООН:

"План Маршалла представляет собой по-существу только вариант доктрины Трумэна... Осуществление плана Маршалла будет означать попадание европейских стран под экономический и политический контроль США, и прямое вмешательство во внутренние дела этих стран... Этот план является попыткой расколоть Европу на два лагеря... окончательным формированием блока нескольких европейских стран, враждебного интересам Советского Союза".

Для Сталина план Маршалла был переломным пунктом в послевоенных отношениях с США.  Он показал, что длительное сотрудничество с американцами было не возможно без риска для советской сферы влияния в Восточной Европе.  План Маршалла и доктрина Трумэна предопределили фомирование анти-советского западного блока, после чего Сталин нашёл противоядие, консолидировав советскую и коммунистическую позицию в Восточной Европе.  Изоляция советского блока от подрывного внешнего влияния в тот момент стала повесткой дня Сталина для послевоенной Европы, более важной задачей, чем сохранение Великого Альянса.

                                                                                              Коминформ и холодная война.

Новый сталинский подход раскрылся на конференции по образованию Коммунистического информационного бюро (Коминформа) в сентябре 1947 года.  Идея создания наследника Коминтерна носилась в воздухе в то время.  Катализатором для этого были не только доктрина Трумэна и план Маршалла, но и желание Москвы осуществлять более прямой контроль над европейским коммунистическими партиями.  Особое беспокойство  вызвал провал французской и итальянской коммунистических партий, сообщивших Советам об их изгнании из национальных правящих коалиций в мае 1947 года.  Это определило состав Коминформа, в который вошли коммунистические партии Восточной Европы, плюс французские и итальянские коммунисты.  Конференция по образованию Коминформа скорее представляла собой приватную встречу, состоявшуюся

     Стр. 318

в Польше и посвящённую критике "реформаторской политики" и "парламентских иллюзий" французской и итальянской компартий.

Конец части 2, главы 10

Продолжение:  http://al0253.okis.ru/st10-3.html